Чесменский гром

Было два часа пополудни. Палило солнце. Русские артиллеристы, не растерявшись, развернули пушки и ударили картечью. Турки набегали густо, и круглые русские пули быстро находили себе жертву. Помогая артиллеристам, открыла ружейный огонь пехота, паля плутонгами, как на учениях. Оставив на камнях до сотни убитых, янычары бежали. Муссин- заде, размахивая ятаганом, носился среди бегущих, давил их конем

Остановитесь, жалкие трусы!

Из рот и батарей Долгорукову сыпались бойкие доклады:

Потерь не имеем!

Побитых нет, лишь трое не шибко ранены!

Убиенных и пораненных не имеем!

Взяв командование в свои руки, Долгоруков послал часть войск к форштадту, где продолжался жестокий бой. Но помощь опоздала, янычары уже ворвались в предместье, захватив не законченную постройкой мортирную батарею. Оттуда они устремились к главной осадной батарее. Главная отбивалась пушечным огнем. Оглохший от выстрелов поручик — командир батареи — ободрял своих немногочисленных солдат:

Смелого пуля боится! Заряжай веселее!

Две бешеные атаки отбили батарейцы, третью отбивать было уже некому...

Разглядевши янычарские бунчуки над бруствером мортирной батареи, Долгоруков призвал к себе кексгольмского поручика Глотова.

Умри, но турок выбей!

Наскоро собрав вокруг себя небольшую команду, тот повел ее в штыки. Шли весело.

А ну-ка поразвернись!

Поручик Глотов приказ исполнил в точности: пал, но батарею отбил. Выбив турок из шанцев, солдаты заняли круговую оборону. За старшего какой-то капрал. Обозленные неудачей, турки лезли на приступ, как ошалелые... Сераскиры ободряли атакующих:

Гяуры стойки, но, хвала Аллаху, и янычары султана — не навоз!

Кексгольмцы держались, пока оставались сила в руках да пули в лядунках. Последние оставшиеся в живых подожгли зарядный погреб и штыками пробились к своим.

Не упустив случая, ударил по осаждающим и гарнизон крепости.

Ваше сиятельство, модонский сераскир контрвалацию против нас производит! — доложили Долгорукову.

На пресечение вылазки гарнизона был брошен последний резерв — две сотни маниотов, которых Долгоруков берег на самый крайний случай. Горцы дрались храбро, но устоять не смогли и были рассеяны. Тогда, собрав остаток своих войск в единый кулак, Долгоруков повел их на прорыв к кораблям.

На руку, в штыки! Коли, ребята!

В арьергарде, сдерживая наседавших турок, отходили матросы. Умирая, кричали они в лицо врагам:

Ну, басурман треклятый, коли мало штыка, дадим приклада!

За главного у них Федор Козловский. Когда-то белая, батистовая рубаха бурела от крови, лицо в саже и копоти. Глянул Козловский вперед — до моря уже рукой подать, глянул назад — янычары скопом набегают.

Братцы-матросы! — окликнул он шедших рядом. — По- колимся штыками, отбросим басурманина!

Ему не ответили, людей шатало от усталости. Лишь остановились да поворотились лицом к неприятелю.

Ну, хто на нас, гололобые!

И ударили, да так, что отбросили турок почти на добрую милю. И — скорее из последних сил за своими. Долгорукова Козловский сыскал на берегу, тот распоряжался погрузкой раненых. Тяжело дыша от бега, поручик доложился:

За нами боле никого! Побитых вынесли всех!

Прорыв к морю дался нелегко. Особенно кровопролитной была схватка у форштадта, где, засевши в домах, янычары расстреливали на выбор прорывающихся. Обойти форштадт никак нельзя, а сзади уже напирали гвардейцы Муссин-заде...

Выбить турецкую сволочь во что бы то ни стало! — велел Долгоруков артиллерийскому майору Внукову.

Тогда прощай, князь! — усмехнулся тот мрачно.

Прощай, майор, авось на том свете свидимся!

Собрал подле себя солдат Внуков.

На смерть пойдем, ребятушки, чтобы другие жили. Кто страх имеет — уйди от позора!

За майором пошли все. Предместье брали в рост, неторопливым шагом. Майор пал под окнами первого дома, но форштадт отбили.

Теперь перед прорывающимися было только море. Первыми шлюпками забрали раненых, а потом всех остальных. Покидая рейд, корабли дали напоследок полновесный залп.

Еще посчитаемся, мы долгов не держим! — грозили кулаками в сторону берега солдаты и матросы.

Потери отряда Долгорукова составили двести человек убитыми и триста ранеными. Турки потеряли около двух тысяч янычар.

Всю вину за модонское поражение Алексей Орлов свалил на... греков! Об этом он сразу же известил Екатерину И. Та отвечала раздраженно: «Морейская экспедиция не соответствует своим следствиям, мужественно от вас предпринятому ея отверстию, по причине сродной грекам трусости, легкомыслия и предательства, кои особливо под Модоном толико пакости причинили».

Из журнала капитан-командора С. Грейга: «Турки после решительного удара предались самой восторженной радости. Как скоро они овладели батареями, то немедленно зажгли их и даже сожгли платформы и пушечные станки, и большую часть предместий.

Командор Грейг, перевезя с острова свезенные туда орудия (что ночью было исполнено капитаном Аничковым), отправился с отрядом к Наварину, куда и прибыл 6 мая...»

Звезда Алексея Орлова была по-прежнему в зените. Виновники модонской неудачи были найдены.