Честь

— Давай, сыпь сюда! — и, присев на корточки возле лодки, он, оглядевшись по сторонам, стал вытаскивать из-за пазухи, из карманов, из голенищ сапог помятые куски мыла.

Зиннат едва сдерживался от охватившего его гнева. А мужчина, жадно облизывая пальцы, укладывал в ведро масло, не забывая при этом подозрительно поглядывать на Зинната, видно опасаясь, как бы тот не стянул его баранину, при этом он, ничуть не стесняясь, похлопывал по бедрам вертевшуюся возле него Апипэ. Зиннат уже решил было сказать ему что-нибудь очень оскорбительное или просто схватить за шиворот и крепко тряхнуть, но в этот момент раздался гудок парохода, кругом поднялся невообразимый гвалт, и мужчина вместе с Апипэ, сгибаясь под тяжестью мешков, чемоданов и ведер, побежал к дебаркадеру.

— Паразит! — плюнул вслед ему Зиннат и пошел, пошатываясь, по берегу. Его так и подмывало избить кого-нибудь, сорвать на ком-нибудь злость.

Какой-то юнец горланил под гармошку народную песню, а его приятель помогал ему.

Зиннат позеленел от злости.

— Молчать! — закричал он на мальчиков. — Не перевирай песню, свистун!

«Певцы» кинулись врассыпную, а Зинната схватила за руку появившаяся откуда-то Апипэ.

— Брось, миленький! Плюнь им в морду!

Она повела его за собой и усадила под кустом.

— Ой, крылышко мое! И красивый ты и музыкант! И что же ты жизнь молодую один проводишь? — ворковала Апипэ, прижимаясь к Зиннату.

«Барыбер — все равно!» — подумал Зиннат, но вспомнив спекулянта в зеленой кожанке и то, что сказал о своей жене солдат Султан: «И сама ты поганая, и душа у тебя поганая!» — он с силою оттолкнул Апипэ:

— Не жмись ко мне!

2

За окном внизу, красновато-желтая в утреннем свете, широко разлилась Волга. Над нею, резко вскрикивая, летали чайки. На стоявшую у дебаркадера баржу женщины грузили большие мешки с зерном.

Вот одна из них, бросив работу, отряхнула платье и стала подниматься по узкой тропинке вверх. Чем-то она показалась очень знакомой Зиннату. Уж не эта ли женщина укладывала его спать вчера?

Вскоре кто-то завозился у двери.

— Не поднялись еще? — спросил мягкий голос.

— Я?.. Встал, встал давно...

Дверь растворилась. На пороге показалась маленькая плотная грузчица в холстинковой спецовке.

Видя смущение Зинната, женщина сама начала разговор.

— Не замерзли? Удивились небось, почему вас заперли? — улыбнулась она. — Дома никого не было. Сынишка у меня на почте работает, а сама — на пристани, Пришлось запереть дверь снаружи.

— А-а... — протянул Зиннат.

Но он все же не мог понять, как попал сюда.

— Апа уже заходила сегодня, — продолжала разговор женщина. — Она просила передать, чтобы вы пошли в райком, если не успеет сама зайти сюда. Вы, наверное, не узнали меня? Я — сестра Айсылу, Эминэ.

— Разве?.. — Вот почему ее лицо было знакомо Зиннату. Он почувствовал еще большую неловкость.

— Я и не думал... Я доставил вам столько беспокойства... Странно, что я сюда попал...

Эминэ усмехнулась:

— Сын привел. Я шла с работы, а он мне говорит: «Это Зиннат-абы из Байтирака, пусть у нас переночует». Что ж, ладно, сказала я. Места хватит...

Зиннат представил себе, в каком состоянии он мог быть вчера, и опустил голову. Ему было стыдно перед этой маленькой бедной женщиной, которая и днем и ночью, в любую погоду таскает на горбу тяжелые кули.

— Вот как... А вы работаете грузчиком?.. Давно?

Эминэ сидела на пороге боком к нему, устало прислонясь к дверному косяку.

— Уже год будет в июле. У меня муж был грузчиком. Когда он пошел на фронт, я стала на его место.

Зиннат покачал головой:

— Не очень тяжело?

— Всяко бывает. Что поделаешь, не время сейчас нежиться. Надо кому-нибудь и тяжести носить.

— Да-а...

— Мы здесь как-нибудь стерпим. Лишь бы на фронте крепко держались наши. На них вся надежда!

Зиннат надел шинель и стал прощаться с хозяйкой.

— Уж не обессудьте, даже чаем не смогла напоить. Времени нету. Видите, — показала Эминэ на бунты хлеба на берегу, — до вечера надо все это отправить.

3

Когда Зиннат вошел в приемную Мансурова, кудрявая девушка, видимо, секретарь, в аккуратной гимнастерке защитного цвета, не прерывая разговора по телефону, выдвинула ящик стола и достала оттуда бумажку:

— Вы товарищ Хальфин? Из Байтирака?

— Да, вроде этого...

— Ну, если вроде, значит, записка вам.

Записка была от Айсылу. Она писала, что закончит дела в Заготзерне и в земотделе, потом зайдет в райком.

— Айсылу-апа скоро придет, посидите! — сказала девушка, с любопытством поглядывая на него.

Зиннат поблагодарил ее и сел на свободный стул.

Приема секретаря райкома ожидали многие. Рядом с Зиннатом сидела старушка в толстой шали, держа в руках какие-то бумаги, завернутые в белоснежный носовой платок. В круглобородом мужике — в ушанке и высоких кожаных сапогах — Зиннат признал бакенщика. А вот миловидная светловолосая женщина с ярко-синими глазами, которая, чуть отвернувшись от остальных, кормит грудью ребенка, безусловно, приезжая. Седой майор, беспокойно поглядывая то на часы, то на дверь кабинета, шагал взад и вперед по комнате. Какая-то женщина средних лет присела сбоку к столу секретаря и, озабоченно нахмурив брови, выводила что-то на бумаге.