Честь

Френчи только что кончили ужинать и наслаждаясь теплым августовским вечером пили чай на открытой веранде… Поздоровевшая, загорелая от южного солнца, мама с увлечением рассказывала о несравнимых красотах Крыма, сказочной прелести южных ночей, водяной лазури сливающегося с горизонтом моря… В соседней с верандой комнате послышались чьи-то незнакомые быстрые шаги. Катя встрепенулась… Сандро, мелькнуло в мыслях… Беспокойный безотчетной радостью взгляд скользнул по двери, в черном просвете которой показался полковник Руссэт. Радушные хозяева радостно встретили нежданного гостя, усадили за стол.

— Совсем забыли нас деревенских жителей, — с улыбкой сказал Максимилиан Френч, передавая гостю стакан крепкого чаю.

— Я только что вернулась из Крыма и рассказывала своим об этом необыкновенном уголке русской земли… А что нового в Симбирске? — спросила хозяйка.

— В Симбирске ничего… а новость есть…. печальная новость… упавшим голосом проговорил полковник Руссэт, виновато скользнув участливыми глазами по Кате. Он остановился…

— Продолжайте, — взволнованным шопотом сказала Катя, предчувствуя что-то недоброе…

Руссэт молчал…

— Продолжайте, — пренебрегая тактом властно настаивала Катя.

— Родители Сандро известили меня письмом, что 22-го июля, накануне отъезда в Симбирск, в ущелье Сангалуг, сорвавшись с обрыва вместе с лошадью, погиб Сандро…

Ужас услышанной правды вызвал реакцию могильной тишины, нарушить которую по праву могла только Катя. Она безжизненно опустила голову, как бы стараясь скрыть от присутствующих искаженное страданием лицо, руки соскользнули со стола… Страшная борьба двух половин охватила все ее существо. Русская, воспринятая с молоком матери, повелевала дать волю неутешным слезам, ирландская, к холодному восприятию тяжелого, но не последнего удара жизни… Ирландское начало победило… Через минуту Катя подняла голову и, смотря на отца, процедила сквозь стиснутые зубы:

— Отец, я пойду в свою комнату…

Все поникли головой. Мертвую тишину нарушила далекая трель соловья и медленные шаги Кати… Ушла солгавшая сказка… ушла жизнь…

Предание говорит, что мисс Френч с необыкновенной стойкостью несла крест жестокого и незаслуженного горя и только ночами, одинокая, опустошенная, она уходила к обрыву, силясь отдать неутешную печаль: темной августовской ночи, робкому шопоту леса, далекому рыбачьему костру… Через пять дней Катя дала обет безбрачья.

. . . . . . . . . . . .

Через неделю Катя уехала в Париж… Молодость потянуло к молодости и для совершенствования в французском языке она поступила в Сорбону. Она быстро вошла в круг разноплеменной, веселой молодежи, с некоторыми быстро сдружилась, слушала лекции, а в полдень мчалась с друзьями в вагоне подземной дороги, куда то за площадь Конкорд, в маленький студенческий ресторанчик, или съедала свой завтрак ка скамейке Люксембургского сада под статуей французской королевы. Излюбленным местом мисс Френч был Лувр, где ока восхищалась древнегреческой, египетской, ассиро-вавилонской живописью и скульптурой и никогда не чувствовала себя одинокой. Через год она не надолго приехала в Киндяковку, повидать родителей, но обуреваемая ненасытной жаждой знаний, снова уехала во Францию.

В 30 лет мисс Френч потеряла родителей и вернулась на постоянное жительство в Киндяковку. После шумного Парижа, Киндяковка показалась ей тихой монашеской кельей. Бунтующей, кипучей натуре мисс Френч скоро наскучило жить с умершими тенями прошлого, и она переехала в город. На Покровской улице, она купила Ермоловский особняк и весь его переделала в западно-европейском вкусе. По примеру деда и бабушки, матери и отца, дом Екатерины Максимилиановны Френч был всегда открыт для писателей, ученых, поэтов, музыкантов, художников и артистов. Из этого дома рекой доброты текла благотворительность… Один раз в году, обязательно на Пасху, мисс Френч давала пышный бал для кадет выпускного класса и местных гимназисток.

НА КАТКЕ

Брагин и Упорников считались лучшими конькобежцами своего класса и, возможно, если бы было устроено соревнование, то и всего корпуса. Они оба специализировались на фигурном катании, а Брагин, крепкий, приземистый, с сильными ногами, помимо всего, был помешан на прыжках. Его передний, задний и двойной прыжок выполнялись им с такой четкостью и изяществом, что вызывали неподдельное восхищение кадет и порождали целый ряд последователей, все же не могущих добиться той виртуозности, которой владел Брагин. Он это знал и любил изредка блеснуть и сорвать шумные аплодисменты на городском катке, где посетителями были не только кадеты, а и гимназисты, реалисты, а главное — знакомые и незнакомые якубовки и мариинки.