Городской каток занимал большую площадь на Новом Венце. Он содержался отцами города и, надо отдать справедливость, содержался в идеальном порядке все месяцы длительной зимы. Было воскресенье… Стоял ясный солнечный день уходящей зимы, один из тех дней, когда яркое солнце уже не крепит мороза, а постепенно отпускает его. В такие дни с крыш еще не капает, дороги не чернеют, как весной, а лед на катке сохраняет свою крепость. Друзья пришли на каток около 3-х часов дня. В просторной теплушке — смех, говор, улыбки… Одни торопятся надеть коньки, другие — снять, третьи просто отогреваются у большой печки-голландки. Друзья быстро сбрасывают шинели, надевают коньки, фигурные — «Яхт-клуб» и с достоинством, присущим хорошим конькобежцам, сбегают по ступенькам на хрустящий под острыми коньками лед. Они идут ровным размашистым бегом, все время увеличивая его скорость. Но вот навстречу плавно несется серая юбочка Верочки Глазенап, и Упорников, сделав какой-то вольт в обратную сторону, уже скользит по льду возле нее. Дальнейший путь Брагин идет один, упругие, разогревшиеся от бега ноги легче посылают вперед его молодое тело, а на лице он чувствует прохладное дыхание мороза. На полном ходу он сворачивает на специально отведенное для фигурного катания место. Здесь никогда не бывает много спортсменов, но каждая четко исполненная новая фигура встречается апплодисментами присутствующих. «Двойной прыжок», мелькнуло в мозгу, и эластичное тело Брагина от переднего прыжка легко падает на одну правую ногу, снова выпрямляется и, после безукоризненно сделанного заднего прыжка, падает на левую свободную ногу, и по инерции быстро несется назад.
«Молодчина Брагин», молнией пронеслось в голове. Сейчас апплодисменты… вот… вот… они уже начинаются… Я уже слышу их… и он чувствует, что падает на что-то мягкое, а воздух режет чей-то звонкий смех. Чьи-то каштановые, с бронзовым отливом, волосы защекотали его лицо, чьи-то полуоткрытые теплые губы коснулись его щеки… и два темно синего бархата насмешливых глаза смотрят на него.
Он вскочил… Перед глазами на мгновение мелькнули две стройные ножки, обтянутые тонкими, плотной вязки, чулками, а по неровным складкам широкой черной юбки скользнули белые, как пена, кружева… Девушка села, стыдливо поправила юбку. Брагин помог ей встать.
— Прошу простить мне мою неуклюжесть, — с неподдельным раскаянием сказал он и, беря руку под козырек, добавил: — Брагин.
— Нет, не прощу, — лукаво улыбаясь, ответила цевушка, смахивая с юбки снежную пыль и, копируя Брагина, весело сказала: — Гедвилло.
— Вы не ушиблись?
— Немного… вот здесь, — указывая на колено правой ноги, капризно проронила незнакомка, кокетливо приподняв юбочку.
— Прелесть, — подумал Брагин.
— Чем могу я заслужить ваше извинение?
— Строгим наказанием, — лаконически ответила девушка, заправляя под пушистую белую шапочку непокорный локон волос и, вскинув на Брагина свои смеющиеся глаза, добавила: — Вы сейчас же должны покинуть каток.
— Подчиняюсь… Быть наказанным вами — это счастье, которое дано не каждому… До свидания, — закончил он и, круто повернув, широкими бросками заскользил по льду.
— Брагин! — услышал он окрик сзади себя и, повернувшись, увидел, как очаровательная незнакомка с протянутыми вперед руками бежала к нему. Она не рассчитала скорости движения и попала прямо в объятия Брагина.
— Я передумала… Я хочу немного смягчить ваше наказание, — освобождаясь сказала девушка, как-то по детски капризно приподняв верхнюю губку.
— Богиня, я весь в вашей власти, — несколько театрально произнес Брагин, низко склоняя голову.
— Сегодня… вы должны кататься только со мной… Должны забыть всех ваших Наташ, Зиночек, Валичек, Любочек…
— Но, ведь это счастье, а не наказание…
— Нет, наказание, потому что я плохо катаюсь…
«Все равно счастье», — подумал, но не сказал Брагин.
Они взялись за руки, крест на крест, и уже скользят по ледяному полю катка. По нескольким броскам Брагин узнает лукавство и с радостью чувствует в партнерше отличную конькобежицу. Он увеличивает ход и, словно для согласованною баланса, временами сжимает в своей большой руке маленькую ручку случайной знакомки. Они в такт движения то отдаляются, то близко касаются друг друга, и тогда Брагин совсем близко чувствует ее теплое дыхание, от которого так приятно кружится голова.
— А как ваше имя? — спрашивает он.
— Маша… А ваше?
— Георгий.
— Жоржик, — тепло поправляет Маша, слегка, может быть случайно, пожимая руку Брагина. Ток какого-то приятного тепла пронизал все тело Брагина от этого чуть ощутимого пожатья.
— Не устали… Маша?
— Не совсем… Жоржик… С вами так хорошо… кататься. А если хотите, отдохнем… вон там, на скамеечке…
Едва они успели опуститься на скамейку, оркестр заиграл вальс.
— Вы танцуете? — оживленно спросила Маша.
— Так же плохо, как вы катаетесь, — с улыбкой отвечает Брагин.