Честь и бесчестье нации

Выступая в суде, Л. Разгон гневно рисовал картину жуткой, мрачной рабской жизни, царившей в стране на протяжении всей советской истории. Но в книге "Непридуманное", на которую мы тут неоднократно ссылались, рассказывая о самых разных годах, он буквально захлебывается от радости советского бытия. Вот, например, о середине и конце двадцатых годов: "Я счастлив, удачлив, каждое утро — праздник, каждый новый день — интереснее и лучше предыдущего"… О начале и середине тридцатых: "Квартира Москвина всегда была переполнена гостями. Какие они были веселые, эти вечера на Спиридоновке!.." Действительно, один гость пел старинные песни, другой "рассказывал малопристойные смешные истории", третий читал стихи… Вино лилось рекой… Новый, 1937 год Разгон с женой встречали в Кремле у Осинских: "Не помню, чтобы какая-нибудь встреча Нового года была такой веселой". И то сказать, неподражаемо лицедействовал Ираклий Андроников, читая стихи, исполнял какую-то комическую ораторию Николай Олейников, а под управлением хозяина дома все пели "старые любимые наши песни". Словом, веселились до упада. И это несмотря на то, что полтора года назад, 8 августа 1935 года, академик В. В. Осинский был снят со своих высоких должностей — заместителя Председателя Госплана и начальника Центрального управления народнохозяйственного учета. Вот какой дух царил в обществе Л. Э. Разгона.

Но начался тридцать седьмой год. Кое-кого из знакомых Разгона арестовали, некоторых расстреляли. А что же он? "Не помню, происходили ли тогда у нас какие-то разговоры об этом с Москвиным. Кажется, нет. Жизнь текла по-старому. Жена выздоровела, и мы как-то лихорадочно наверстывали пропущенное: гости, застолье…"

Седьмого июня арестовали первого тестя — Бокия. Но и это не нарушило в жизни семьи Разгона ничего. По-прежнему "почти всегда гости", посещение театров. А четырнадцатого, вспоминает он, "была дивная ночь лета, мы шли домой, смеясь и дурачась", — торопились к банкетному застолью по случаю успешной премьеры в Вахтанговском с приятелем Володей в главной роли… Правда, автор уверяет, что таким способом мы-де "прятались от ужаса". Со всеми вместе в третьем ряду партера пряталась и родная дочь Бокия…

Стол дома был уже накрыт, но нагрянули сотрудники НКВД, чтобы арестовать Москвина. Увы, торжество сорвалось. Впрочем, даже в этой обстановке Разгон успел пропустить "несколько рюмок коньяку", а его приятель Володя после того, как Москвина увели, допил-таки бутылку до дна…

Таков этот непостижимый мир, в котором жил и формировался Лев Разгон. Вполне закономерно, что он выступил в Конституционном Суде на стороне Ельцина, отстаивая его карательные указы. Как говорили древние римляне, скажи, кто твой бурбулис, и я скажу, кто ты.

Советская Россия. 1992. 25 августа

Музы лжи

Почти все было как у Ярослава Смелякова:

Одна младая поэтесса,
Живя в довольстве и красе,
Недавно одарила прессу
Полустишком-полуэссе…

Разница лишь та, что поэтесса Татьяна Кузовлева млада, но не очень, и прессу она одарила не полустишком, а трепом полусвета со всем известным Яковлевым А. Н.

Признаться, я думал, что его уже тут нет. Ну, допустим, укатил в Америку вслед за Коротичем, Шатровым да академиком Сагдеевым. Или, как Юрий Афанасьев, ушел в научное подполье, или просто, как сказал поэт, "скрылся, смердя впустую"… Но оказывается, я ошибся. "Архитектор перестройки" продолжает фигурировать, функционировать и фонтанировать: участвует в каких-то заседаниях, дает интервью, изрекает афоризмы, а недавно брагинское телевидение даже преподнесло его как "человека недели".

Между прочим, странно было видеть его в роли этого "человека". Такая глыба, такой матерый мыслитель, такой махровый интеллектуал, такой густопсовый либерал, и вдруг — "неделя". Горбачев — "лучший немец", нобелевский лауреат, Шеварднадзе — лауреат премии имени Канта, а ему — "человек недели". Ну не насмешка ли! Ведь он-то поколупал Отечество куда больше, чем эти кремлевские лоботрясы. Но и "недельному призу" почему-то рад, всю передачу только и твердил: я счастлив, очень счастлив, невероятно счастлив!.. Словно нашел средство против рака. Или добился прекращения междоусобных кровопролитий в стране. Или сумел остановить рост смертности среди соотечественников. Или удалось посадить на скамью подсудимых второго "лучшего немца" Полторанина, специалиста по детскому питанию Шумейко, завоевателя персональных дач генерала Грачева. Нет, он задыхается от счастья, что ему дали пятнадцать минут по первой программе телевидения.

Еще "человек недели" заявил, что теперь он никого и ничего не боится. Как тут не вспомнить разговор Хрущева с Эйзенхауэром. Айт спросил советского руководителя: боится ли он новой войны? "Нет, — ответил Хрущев, — нам ничего не страшно! Мы смело смотрим вперед!" Собеседник же признался: "А я боюсь. У меня дети, внуки…"