Честь и долг

Непрерывной чередой текли думы Алексея. Вагон скрипел и качался, словно корабль. Послышался стук в дверь. Официант предложил стакан чаю и легкий ужин. И почти вслед за ним, не успела еще щелкнуть массивная ручка, вошел полковник Марков. Он был темен волосом и лицом. В его стального цвета глазах просвечивала жестокость, он весь казался крепко сбитым, волевым командиром. Вагон качнуло, Марков оперся о стену, и на указательном пальце его левой руки блеснул массивный золотой перстень-печатка.

Алексей предложил ему сесть, а сам, поднявшись, нажал кнопку вызова официанта. Человек в белых перчатках принес господам офицерам широкий поднос с ужином, на который они переставили и неначатые до сих пор стакан чая и снедь для Соколова.

Пока официант расставлял все на столике, завязалась беседа, как водится, о прежних сослуживцах. Вспомнили полковника Энкеля, который служил теперь военным агентом России при союзном правительстве Италии. Генерал Монкевиц по-прежнему служил в Петрограде, в Генеральном штабе. Сухопаров получил производство в полковники, а Скалон — в генералы.

Когда на столе в свете уютного светильника жемчугом стала переливаться сочная ветчина, заискрился в стаканах дымящийся чай, зажелтело масло рядом с аппетитной хрустящей корочкой французской булки, беседа чуть приостановилась. Соколов интуитивно почувствовал, что Марков внутренне напрягся. Алексей решил, что он готовится сказать какую-нибудь неприятную вещь, и захотел заранее разрядить ситуацию.

— Владимир Александрович, погоди, я достану сейчас заветную фляжку… улыбнулся он Маркову. Тот согласно кивнул.

Алексей повернулся к багажной сетке, чтобы достать саквояж, и в полированной деревянной панели, словно в зеркале, увидел отражение Маркова. Тот с удивительным проворством отщелкнул верхнюю часть перстня и высыпал в стакан Соколова какой-то порошок.

Реакция Алексея была молниеносной. Марков мгновенно оказался схваченным за горло крепкой рукой и ударом втиснут в угол купе между окном и стенкой. В грудь ему уперся ствол браунинга.

— Что ты бросил в стакан? Яд? — резко застучали слова, словно удары по голове Маркова.

— С-снотворное! — заикаясь и не помня себя, прошептал он. Рука Соколова крепче сдавила ему горло.

— На кого ты работаешь? На немцев? — Марков стал задыхаться.

— Мне приказал Ассанович! — еле мог он ответить.

— Что?! Что приказал?! — Рука чуть отпустила Маркова.

— Изъять у вас пакет с печатями…

— Зачем?

— Не знаю… — прохрипел Марков, но рука снова стала сжимать ему горло. — По-видимому… вас хотят шантажировать…

— Если хотите жить — изложите на бумаге сказанное вами, — рука чуть отпустила горло, но в глаза Маркову смотрело дуло маленького пистолета.

— Вы… вы не посмеете убить офицера, — побледнел Марков. Хорошо зная Соколова, полковник понимал, что тому трудно будет спустить курок и лишить жизни того, с кем годы просидел в одной комнате.

— Вы недооцениваете меня! — резко бросил Алексей. — Вы не офицер, а мразь, предатель офицерской чести! Если вы не напишете то, что я требую, я уничтожу вас и представлю все, как необходимую самооборону от немецкого шпиона! А стакан чая со снотворным и открытый перстень на вашей руке все это подтвердит. Ну?!

— Отпустите! Я так не могу писать! — взмолился Марков. Он был потрясен и готов писать что угодно, лишь бы Соколов не сломал ему шею в тесном купе.

Держа Маркова на мушке, Алексей снял одной рукой поднос с ужином и поставил его на бархатный диван у двери. Затем так же достал саквояж, вынул из него книгу, захваченную в дорогу, открыл тяжелую кожаную обложку и приказал, показывая на карандаш, лежащий рядом с лампой:

— Пишите здесь, на чистом листе…

Марков помассировал шею, на которой стали проступать синяки, дрожащей рукой взял карандаш и вывел под диктовку генерала, по-прежнему державшего его голову на мушке, первые слова:

"Я, полковник Марков, подтверждаю, что 16 января 1917 года совершил нападение на генерал-майора Соколова с целью завладеть казенным пакетом, скрепленным пятью сургучными печатями, для передачи его полковнику Ассановичу. Предполагаю, что насильственное изъятие пакета на имя военного министра Беляева, доверенного генерал-майору Соколову вр.и.д. наштаверха генералом Гурко для передачи г-ну военному министру в Петрограде, должно быть совершено с целью последующего шантажа господина генерал-майора Соколова.