Честь и Долг

Около трех ночи подошел царский поезд. В его окнах — ни огонька. Двери заперты. Цабель постучал костяшками пальцев в окно второго вагона, где было купе дежурного флигель-адъютанта. Из-за занавески высунулась заспанная и всклокоченная голова Нарышкина. Он удивленно посмотрел на группу у вагона и исчез. Через несколько минут отворилась дверь, и Нарышкин в шинели, фуражке вышел на перрон.

— Тише, господа, в поезде все спят… — попросил он.

— Как спят?! — удивился Дубенский. — Я ведь посылал письмо… Тосно и Любань захвачены мятежными войсками!

Нарышкин молчал. Поскольку он был известен отнюдь не быстрыми мыслительными способностями, все вошли в вагон и пошли по коридору в ту сторону, где было купе Воейкова. Проводник доложил, что дворцовый комендант спит.

— Господи! Почти под дулами пулеметов! Вот завидное спокойствие идиота! — негодовал Дубенский. Постояв у закрытой двери, генерал-историк отправился к Федорову. Лейб-медик был уже одет, но позевывал со сна.

Вышли на платформу. К ним вскоре присоединились флаг-капитан Нилов, герцог Лейхтенбергский, флигель-адъютант Мордвинов. Пришел и гофмаршал князь Долгорукий. Общество поеживалось от холода и возбуждения. Вспыльчивый Нилов ругал последними словами Воейкова, узнав, что ему еще в Бологом была передана записка Дубенского, которой он не придал никакого значения.

Словно по вызову, появился на платформе и адресат его проклятий. Господа в генеральских шинелях столпились вокруг маленького Воейкова и загалдели, словно цыгане на конской ярмарке.

— Ничего не понимаю, — отмахивался от них дворцовый комендант, говорите кто-нибудь один!

Цабель изложил ситуацию, Дубенский дополнил предложением повернуть назад, на Бологое, а оттуда — мчаться в Псков, чтобы быть в гуще войск, верных императору.

Вызвали лейб-камердинера Телятникова.

— Его величество не спят, — коротко сообщил он. Воейков отправился в салон-вагон Николая. В темной гостиной стоял царь. Он повернулся от окна, когда вошел дворцовый комендант.

— Что случилось?

— Ваше величество, в Царское невозможно проехать через Тосно, там мятежники.

— Как же поедем?

— От Бологого можно через Дно или Псков…

— Хорошо, поедем на Дно…

Николай сам заметил, что словосочетание звучит двусмысленно и мрачно. Его передернуло. Воейков поклонился и вышел.

Он не решился повторить фразу императора перед господами и только бросил: «Едем в Псков!»

Цабель отправился к начальнику станции отдавать приказания насчет порядка следования литерных поездов. Решено было теперь идти царскому поезду впереди, а свитскому — сзади. Перецепили паровозы. Синие вагоны с золотыми вензелями покатились под мерцающими звездами в обратную сторону…

Бологое проскочили, не останавливаясь. Только в Старой Руссе стало известно, что на узловой станции их ждали и хотели остановить. Даже показали телеграмму неизвестного лица, который просил передать поручику Грекову, что литерные поезда повернули назад в Бологое. Железнодорожным жандармам пришлось немало поработать кулаками и прикладами винтовок, чтобы очистить пути и не дать железнодорожникам остановить царский поезд.

Зимний рассвет встречали в Старой Руссе. Паровоз брал здесь воду. Воейков воспользовался стоянкой и отправился в комнату телеграфиста. По прямому проводу он вызвал станцию Дно и узнал, что туда только что прибыл генерал Иванов со своим эшелоном. Дворцовому коменданту доложили, что генерал по дороге усмирил несколько поездов с солдатами, а станция Дно очищена им от мятежников и туда можно беспрепятственно пройти.

Именно это Воейков и изложил Николаю в его салон-вагоне.

Император явно не спал всю ночь. Его лицо было бледно. Зеленый шелк стен бросал на него мертвенные холодные блики.

— Отчего же так медленно двигается Николай Иудович?! Ведь он должен быть в это время в Царском! — недовольно спросил Николай Воейкова.

— Ваше величество, мне передали, что генерал был сам этим крайне удивлен. Проснувшись в шесть утра, он думал, что прошел пятьсот верст и уже в Семрино, а оказалось, что эшелон сделал всего двести верст…

От Старой Руссы императорский поезд пошел не так быстро, как раньше. Во-первых, не по уставу он был теперь первым и на паровоз пришлось посадить офицера с солдатами железнодорожного полка. Во-вторых, путь здесь не был очищен от других поездов предварительными телеграммами, и, следовательно, приходилось останавливаться на мелких станциях. Темнело, когда прибыли в Дно.

Здесь уже ждала депеша от Родзянки. Председатель Думы умолял государя принять его в Дно, куда он немедленно выезжает для доклада и обсуждения мер по спасению отечества. Подсчитали, что Родзянке ехать часов пять.

— Ждем только свитский поезд, — сказал Николай.

Когда второй литерный подошел и стал бок о бок, в царском вагоне словно полегчало: все-таки свои близко…