— Не было. Мать его дежурила. Она по суткам, санитаркой…
— Что же ты подарила ему на день рождения? — спросил будто бы с живым интересом Зуенков.
Вика молчала. Щеки ее порозовели.
— Ничего… — буркнула она наконец.
— А он тебе? — быстро произнес Саша, не отводя взгляда от лица девушки.
— Так я и знала! — всхлипнула Зинаида Ивановна. — Допрыгалась.
— Да замолчи ты! — огрызнулась Вика. — Ну и что? Два колечка подарил со стекляшками, ну и что?! Не имеет права, да? И никакой не день рождения, а просто так… Вечер отдыха взял да устроил дома, что плохого-то?
— А кто сказал — плохое? — удивился Зуенков. — Отчего не повеселиться, если компания хорошая.
— Только вот напиваться в ваши годы стыдно! — не выдержал долгого молчания Жиганов. — Ишь, вечер отдыха! Пьянка была… с нарушениями общественного порядка. Они ведь из квартиры когда вышли…
Зуенков с досадой дослушал его, покивал и мягко попросил Вику:
— Покажи перстеньки, пожалуйста.
— У нее, — мотнула головой Вика.
— Вот они, вот!
Зинаида Ивановна, видно, только и ждала этого: завернутые в бумагу перстни были у нее в кулаке.
Зуенков и Жиганов взяли по перстню. «Безвкусица какая, — подумал Саша. — Должно быть, с Кавказа, поделки шустрой артели…»
— А что, красивая вещь, — задумчиво сказал Жиганов. — И верно, дорогая…
— Шесть рублей штука, — выпалила не без ехидства Вика.
— И много таких колечек ты видела у Леши? — спросил Зуенков.
— Восемь, — неохотно ответила девушка.
— Он еще кому-нибудь дарил?
— Нет. Даже не показывал.
— Ты уверена в этом, Вика?
— Да-а… — Она даже удивилась. — Он по секрету их мне подарил.
— А где взял, не спросила?
Она покачала головой.
— А зачем ему столько? Неужели не поинтересовалась?
Вика сердито мотнула подбородком, а Саша усмехнулся.
— Какая ты нелюбопытная. На редкость. Неужели не показалось тебе странным, что парнишка купил чуть не десяток перстней? Да к тому же одинаковых.
— Не показалось, — упрямо прикусив губу, сказала Вика.
— Вы как, скидывались на эту вечеринку? — чуть изменил Саша тему. — По трешнице? По пятерке?
— Лешка все покупал.
— Ишь, миллионер! Где он деньги-то брал? У родителей?
— Нет, нет, — быстро ответила Вика. — Он перевод получил. Материны Лешка не берет…
— От кого же перевод? Отец у него где?
Вика молчала, глядя в сторону.
— Гусев в местах заключения, — пояснил Жиганов, — второй год.
— Это он тебе так сказал — перевод? — настаивал инспектор.
— Да.
— А еще какие-нибудь вещицы у него были? Ну, галантерея, косынки?
— Нет.
В глазах у Вики блестели слезы. Зуенков понял, что еще один вопрос, и девчонка заплачет.
— Ладно, кончим на этом.
Он встал. Поднялся и Жиганов.
— Вы о нашем разговоре не рассказывайте. Ни Леше, ни кому другому, договорились?
Вика, глотая слезы, кивнула.
— Тогда мы пойдем. Вы уж извините нас.
— Да чего там — извините! — обрадовалась Зинаида Ивановна. Она до смерти рада была, что дочь не замешана ни в чем дурном. — Я ей говорила уже, говорила: не смей брать подарки от кого попадя… Глупая она еще, сами видите…
— Перестань! — крикнула Вика и разревелась. Прижав ладони к глазам, она выбежала из комнаты.
Зуенков вынул блокнот и принялся молча писать расписку на изъятые перстни.
Когда они уходили, Зинаида Ивановна, озираясь на кухню, откуда слышались сдавленные рыдания и всхлипывания, жалобно попросила:
— Вы уж, пожалуйста, не тревожьте девчонку. Возраст у нее такой, пятнадцать лет… Я и сама ей…
— Ни в чем она не виновата, успокойтесь, — добродушно сказал Саша. — Больше не придем.
— А подобные вечеринки надо пресекать! — со строгостью добавил Жиганов.
— За порог теперь не пущу! — с готовностью подхватила Зинаида Ивановна. — Она у меня теперь повеселится.
— Счастливо! — сказал ей Зуенков, закрывая дверь.
— Сейчас, как я понимаю, к Гусеву? — озабоченно спросил Жиганов, когда они вошли в лифт.
— Правильно понимаете, товарищ старший лейтенант! — весело отозвался Саша.
Но тон его голоса не соответствовал настроению инспектора. В сущности, визит к Вике ничего не дал. Или почти ничего.
5
Лешки Гусева дома не оказалось. Его мать, пухлая женщина с нездоровым, изжелта-серым цветом лица, предположила, что сын в соседнем подъезде, в 19-й квартире, где живут его приятели-близнецы Севка и Алик. Пока Жиганов ходил за Лешей, Александр Зуенков, не перебивая, слушал излияния Веры Петровны. От не слегка попахивало спиртным, голос был с хрипотцой и звучал монотонно.
— Сами понимаете, безотцовщина есть безотцовщина, — говорила она, щуря и без того еле видные оплывшие глазки на инспектора. — А отец был на воле — еще хуже. Ну, пил он — это ладно, кто умеет пить, тот человеком будет и выпимши. А мой — чисто скорпиен становился, ей-ей, скандалист — ничем не угодишь. Только бы придраться — и в кулаки. Лешка, в пятом был он тогда, сбегал из дому, в Налейке с поезда сняли. И сбежишь! Бабье дело — терпеть, а парнишки, они сами гордые, не хотят сносить безобразнее… Если вам рассказать, сколько я лично от него приняла…
Хрипловатый говорок, как ни скорбны были слова, убаюкивал. Саша решил повернуть беседу в нужную ему сторону. Спросил:
— Не рано ли сынок ваш стал выпивать?