Честь имею

Грохнули пушки, все заволокло дымом, и пушкари принялись их перезаряжать – благо что я заранее озаботился создать унитарные заряды. Когда дым рассеялся, я увидел, что залп оказался очень удачным – даже сюда доносились крики людей и ржание испуганных и раненых коней. Снова залп, и опять в самую гущу конников, кинувшихся обратно в замок и создавших пробку в воротах. В замке попробовали поднять мост, но куда там – на мосту лежало не менее двух десятков всадников вместе с лошадьми. Тогда я приказал стрелять по надвратной башне, чтобы они и в дальнейшем не могли пользоваться механизмом подъема моста и решетки. В начале, конечно, ядра летели куда попало – как это мне повезло, что так удачно стреляли картечью! – потом, правда, пристрелялись. Даже случайно перебили одну из двух цепей, поднимающих мост, теперь поднять его они не смогут даже при всем желании. Посмотрев на все, что происходило, дал команду выдвинуться метров на сто ближе к замку, после чего вели только тревожащий огонь гранатами по территории замка.

Когда стемнело, расставил секреты, по шесть человек в каждом, трое спят, трое наблюдают, меняться через каждые две склянки. То же самое пушкари, один расчет должен был бодрствовать, первые два расчета менялись через две склянки, остальные через склянку. Все внимание на ворота, при малейшем шуме или каком движении стрелять в створ ворот.

Ночь была беспокойная, где-то в середине ночи в метрах ста от лагеря раздались дикие испуганные крики и рычание, приглушенное расстоянием. Продолжалось это буквально пару минут. Лагерь проснулся и насторожился, все вглядывались в темноту, сжимая в руках оружие. Но больше ничего не происходило и стояла тишина. Когда я уже собрался вернуться на свою лежанку, в руку мне ткнулось что-то холодное, и горячий шершавый язык лизнул ее. Сердце в груди замерло на мгновение, но потом снова ровно забилось, потому что пришло узнавание – тарги.

Утром лагерь был очень сильно удивлен, потому что за мной неотступно следовали три огромные кошки, в которых без труда угадывались три самых сильных зверя на континенте. А в отдалении был обнаружен десяток разорванных воинов противника, которые, видать, решили совершить ночью вылазку, но натолкнулись на таргов – или те на них натолкнулись. Скорей всего, эти обормоты уже не один день крадутся за нами, охраняя по ночам нашу стоянку, а сегодня сами поняли, что отличились, вот и объявились, надеясь, что я не буду их ругать.

Второй день осады замка по сути и принес нам победу. С рассветом я снова передвинул пушки к замку и с расстояния метров сто стал забрасывать гранаты за стены, изредка стреляя каменной картечью в проем ворот. Часа через четыре со стен замахали зеленой веткой, прося о переговорах. Я приказал прекратить стрельбу и махнуть в ответ, что согласен на переговоры.

Через некоторое время со стены прокричали, прося разрешения очистить проем ворот от убитых, чтобы можно было пройти. Я дал согласие и приказал готовить обед, но пушкарям и копейщикам распорядился быть настороже и готовыми в случае чего открыть огонь без приказа. Сам уселся на принесенный стул в метрах тридцати за пушками, в окружении таргов, и стал ждать.

Ждать пришлось минут сорок. Наконец проход был расчищен, и в проеме показались три человека. Один был в латах, с непокрытой головой, второй – в довольно приличном камзоле с кружевами и с большой седой бородой, третий оказался жрецом. Я приказал принести еще три стула и походный стол и стал ждать.

Когда они подошли и представились, оказалось, что седой старик – управляющий замком, тот, что в латах – начальник стражников, а вот жрец оказался секретарем старшего жреца столичного храма. Странно, что он тут делает?

– Господин граф, – начал управляющий, – мы готовы обсудить условия сдачи.

– Условия, говорите? Никаких условий, вы просто сдаете оружие, герцог и его наследник связанными отправляются к королю на суд, тот, кто убил моего парламентера, и тот, кто дал команду это сделать, будут повешены на стене замка. Я даю слово чести, что населению замка не будет причинено никаких притеснений и обид. Супруга герцога и его дочери отправляются или к королю, и он решает их дальнейшую судьбу, или к своему зятю в империю. Дальнейшее их пребывание на территории королевства нежелательно. Наемники, дружинники и стража замка выходят и разоружаются на поле, после чего их судьбу тоже решает король.

– Ваша светлость, наследник господина герцога погиб вчера, пытаясь атаковать вас в числе конников, а герцог и госпожа сегодня, осталась только младшая дочь.

– Ну что же, в таком случае я ее отправлю к королю, пусть он сам решает, что с ней делать. – Я помолчал, обдумывая ситуацию. – Да, так будет лучше всего. Все, господа, я вас не задерживаю. Если через полсклянки не начнут сдаваться воины, я продолжу обстрел.

Почти сразу, как парламентеры вошли на территорию замка, стали выходить вооруженные люди и, не доходя до шеренги моих воинов, бросать на землю мечи, копья, кинжалы, арбалеты. Потом они отходили в сторону и садились на землю.