Честь пацана

Через час все собрались тем же составом. «Уходим в гаражи», – сказал я. Пацаны переглянулись, но безропотно потянулись за мной. В гаражах на задворках моего дома было вполне приватно. Зеленела крапива. В одном из гаражей за открытыми створками возился одинокий автолюбитель, он оценил обстановку, быстро закрыл гараж и смотался. Без всяких преамбул я врезал Гуляшу по челюсти. До этого мгновения он ничего не подозревал, вел себя как все. Гуляш повалился в заросли жгучей крапивы, взревел благим матом.

– Ух, ё… – зачарованно пробормотал Анвар Аликперов по кличке Грузило.

– Э, Шериф, а какого хрена… – заволновался Баюн – для мамы и прочих родственников Айрат Фахрутдинов.

Остальные молчали. Удивились, но сообразили, что вряд ли я буду без причины мочить своих. Гуляш тоже все понял, аж позеленел.

– Вставай, – сказал я. – Долго еще лежать будешь?

– Шериф, подожди… Ты неправильно понял… – Перепуганный, обожженный крапивой, он начал подниматься, держась за саднящую челюсть. Я ударил второй раз и тут же, пока он не упал, – третий. Гуляш опять повалился, стал елозить, как по льду. Я нагнулся, перевернул его, ткнул мордой в крапиву. Он заорал, стал извиваться. А у меня от избытка чувств удесятерились силы, я рывком поднял его, стал наносить тяжелые удары. Если он падал, я орал: «Встать!» – и продолжал мордобитие. Гуляш даже не думал сопротивляться, понимал, что тогда вообще убьют. Я припер его к воротам гаража, лупил по физиономии, которая постепенно стала походить на спущенный мяч и наливалась фиолетом. Товарищи молчали, обступили нас, смотрели. Он снова упал, но как-то нашел в себе силы подняться. Больше ничего не говорил, нечего было сказать. Под тяжестью, как говорится, неопровержимых улик. Я провел еще одну серию ударов, он отлетел к воротам, сполз по стеночке. Глаза заплыли, из глазных впадин сочилась кровь…

– Э, Шериф, харэ, – бросил Уйгур. – Убьешь же.

Сидеть за это чмо в мои жизненные планы не входило. Я опустил руки. Что нашло? По костяшкам сочилась кровь. Слава богу, я забил его не до смерти. Гуляш ворочался, стонал.

– Шериф, прости, я не хотел… – выдавил он с таким усилием, словно рожал.

– Бог простит. Поднимайся, не жалоби нас. От конторы ты, ясен пень, отшиваешься. У тебя есть два часа, Гуляш. Чтобы по их истечении тебя на районе не было. Никогда. Мне плевать, куда ты денешься – хату снимешь, к родне переедешь. Но если тебя еще здесь увидят, то будут бить. Долго, упорно, возможно, ногами. Все, вали. Да шевелись, не испытывай наше терпение.

Он кое-как поднялся, заковылял прочь, обливаясь кровью. Пацаны угрюмо смотрели ему в спину.

– То есть, я так понимаю, «Дружбу» мы палить не будем? – неуверенно предположил Димка Колесников.

– Не будем, – покачал я головой. – Мы же не полные дебилы. У нас тут своя дружба – не предай, не заложи, будь верен ей до конца…

– В принципе ты добренький, – сплюнув, сказал Уйгур. – Морду набил и отпустил. Через неделю заживет как на собаке.

– Добренький, – согласился я, – Доброта – это мой главный недостаток.

– Подожди, он что, крыса? – наконец-то сообразил Холод. – Но это же Гуляш, свой в доску, он в махачах с турками вообще орлом был…

– Так это с турками, – вздохнул я. – Он ментам сливал информацию. И не просто ментам, вроде нашего участкового Петровича, а серьезным ментам – тем, что с райкомовскими дружат…

Формозу привели в гаражи через пятнадцать минут. Фатима была бледна как смерть, от всего отнекивалась.

– Шериф, я правда не в курсах… – бормотала она, покрываясь какой-то «трупной» сыпью. – Да чем угодно клянусь, Шериф – Аллахом, Христом… Он ничего такого не рассказывал, вел себя как обычно. Да это бред, Шериф, ты хочешь сказать, что я с ним заодно была? Я похожа на дуру, да? Да мне еще жить на этом районе…

Возможно, она и вправду ни о чем не знала. Гуляш не идиот, чтобы доверять бабе. Как она отреагирует – неизвестно. Девицу трясло от страха и обиды, она не играла.

– Ладно, шут с тобой, золотая рыбка, – сказал я. – Но под раздачу ты, Формоза, попадаешь, извини. Бдительность не проявила, крысятину не раскусила. Не ходи больше к нам, Формоза, договорились? Бить тебя девчонки не будут, живи на районе, как жила, но… не ходи. Не рады тебе будут. Сама понимаешь…

Девчонка заплакала, утирая слезы, но что я мог поделать? Законы улиц Верховный Совет не принимал, но они существовали и работали.