Честь Пурпурной Судьбы

Он недоверчиво смотрел на таблицу, но к недоверию примешивалась изрядная доля стыда. Если бы его обошла Чу Юйянь, он мог бы с этим смириться. Но вместо нее этим человеком оказался тот, кого он всей душой презирал. И этот презренный как-то смог превзойти его в третьем регионе. Для него не было унижения хуже. С момента получения титула Мастера Тиглей, Фан Му невзлюбили многие Мастера Тиглей, особенно Е Фэйму. Как он мог не презирать человека, который таким нечестным способом получил повышение? Когда Е Фэйму увидел число 10, стоящее напротив имени Фан Му, его затрясло от ярости.

— Десять ступеней… Десять ступеней?.. Я создал совершенные десять тысяч ступеней! Как с этим могут сравниться жалкие десять ступенек! Что за пилюлю переплавил этот Фан Му?

Е Фэйму не стал бы опускаться до того, чтобы оспаривать честность испытания, но внутри он просто не мог принять это. Теперь-то он понял, по чьей вине появилось то невероятное Треволнение Пилюли. Из миллиария лился Пурпурный Ци, но Е Фэйму чувствовал в этом своего рода иронию. В его глазах вспыхнул холодный свет.

Мэн Хао стоял перед четвертым камнем и рассматривал таблицу лидеров. Одним взмахом руки он рассеял слова в воздухе. В его алхимическую печь вливался необычайно плотный поток Пурпурного Ци. Наблюдающие за всем снаружи практики отчетливо видели его объем и то, насколько он превосходил, полученный Чу Юйянь и Е Фэйму.

В течение следующих нескольких часов, под внимательными взглядами зрителей, черная алхимическая печь Мэн Хао поглощала Пурпурный Ци и медленно меняла цвет. Ее поверхность сменилась с иссиня-черной до черной с пурпурным отливом. С первого взгляда сложно было определить черная она или же пурпурная. Вдобавок алхимическая печь заметно умерила пыл и вырывалась уже не так яростно.

Когда еще через час поток Пурпурного Ци иссяк, на миллиарии проступило объяснение испытания последнего региона. На камне вспыхнуло всего два слова:

Стань учеником!

Увидев слова, глаза Мэн Хао внезапно подернула пелена. Гора перед ним исчезла. А небо над головой… стало совершенно другим небом!

[1] 无中生有 — это фрагмент из 40 главы Дао дэ Цзин, полная версия которой гласит: «Превращение в противоположное есть действие Дао, слабость есть свойство Дао. В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии». — Прим. пер.

[2] Второе значение этой фразы (无中生有) «создать что-то из ничего». — Прим. пер.

Глава 288. Румяный Персик

Гора Пурпурный Восток исчезла. Впереди вдали высилась едва различимая горная гряда. Синее небо теперь было окрашено в багрянец закатным солнцем. Над маленьким городком, освещаемым последними лучами солнца, сгущались сумерки. Он был обнесен городской стеной, но, судя по состоянию, ее построили очень, очень давно. Под воздействием времени камень был покрыт трещинами и уже немного крошился.

На стене скучали несколько часовых. Изредка до них доносился смех и обрывки разговоров из борделя внизу. В городе появилась новая девочка, её смех, мелодичный и наполненный жизнью, звучал подобно пению птиц. Через городские ворота вереницей ехали запряженные лошадьми повозки. Возницы то и дело погоняли кнутами и бранили своих кобыл, пока их повозки неспешно катились к городской площади.

Хоть солнце и садилось, жара стояла просто невообразимая, словно небесное светило вознамерилось превратить их скромный городок в настоящую печь. В воздухе ни намека на дуновение ветра, в небе даже не пахло дождем. Сейчас всем кругом царила удушающая жара.

Стена окружала небольшой городок, каких полно в каждом уезде. По улицам группами по двое-трое человек гуляли люди, спасаясь от жары, они обмахивались веерами и не упускали возможности помянуть треклятую погоду. В разбросанных по всему городу чайных было не протолкнуться, многие хотели выпить холодного чая, чтобы хоть ненадолго забыть об удушливом зное. В такие душные летние вечера главным времяпровождением горожан было распитие чая и обмен последними слухами.

Помимо чайных, в городе имелся свой бордель, его обычно посещали зажиточные горожане. Проходя мимо, многие мужчины невольно глазели на роскошно одетых девушек, облокотившихся на деревянные ставни на втором этаже. От такого у любого мужчины внутри вспыхивало пламя, отчего они сразу вспоминали про невыносимую жару. Если несчастный шел мимо борделя со своей женой, то, скривившись от зависти, она в спешке тащила его за собой подальше от этого гнезда разврата. Жены посварливее при виде беспутных и самоуверенных красоток на втором этаже могли даже не постесняться выкрикнуть в их адрес парочку проклятий.

Городские постоянно судачили о борделе. Один говорил, что девушки в борделе были подобны цветку и яшме[1], невероятно красивы. Другой рассказывал, что в комнатах постоянно приносили лед, а миловидные служанки обмахивали веерами богатых гостей, дабы те могли насладиться прохладным бризом. Третий с улыбкой вспоминал, какие там подают изысканные яства и освежающее вино... Каждый мужчина хотел туда попасть, кто-то ради девушек, кого-то манила еда и прохлада от льда.