Честь семьи Лоренцони

– Головы бы им всем оторвать, да и дело с концом, – с неожиданной яростью проговорила синьорина.

– Что вы хотите сказать? Смертная казнь? – спросил Брунетти, выключая магнитофон и телевизор.

Она снова помотала головой:

– Нет, я совсем не то имела в виду. Какими бы отъявленными злодеями ни были эти люди, что бы они там ни совершили, мы не можем предоставлять властям подобные полномочия.

– Потому что мы им не доверяем?

– А вы что, им доверяете? – удивленно спросила она.

Брунетти покачал головой.

– А вы можете назвать мне хоть одно правительство, которому можно доверять?

– Вы о смертной казни? – Брунетти снова покачал головой, а затем спросил: – Но как тогда наказывать тех, кто совершает подобные преступления?

– Не знаю. Я хочу, чтобы им было плохо, чтобы они страдали, хочу, чтобы они умерли, не стану врать. Но, на мой взгляд, было бы слишком опасно наделять подобными полномочиями… кого бы то ни было.

Брунетти не помнил, по какому поводу Паола однажды сказала, что, если человек не желает вступать в честную дискуссию, он нарочно подбирает такой убийственный аргумент, после которого уже бессмысленно продолжать спор. Но, подчеркнула она, какими бы вопиющими ни казались отдельные случаи, закон в первую очередь основывается на общих принципах охраны правопорядка. Что же касается отдельных случаев… они лишь говорят сами за себя, и больше ничего. Брунетти по долгу службы приходилось ежедневно сталкиваться с так называемыми «отдельными случаями». Видя страдания убитых горем родственников, он вполне разделял их негодование по поводу недостаточной жесткости законов в отношении отдельных видов преступлений. Как полицейский он понимал, что суровые законы ни в коей мере не являются препятствием к совершению преступлений и что жертвами этой суровости зачастую оказываются самые незащищенные слои общества. Да, как полицейский он прекрасно отдавал себе в этом отчет; но как человек, как гражданин, как отец двоих детей он страстно желал, чтобы злодеи, которые лишили жизни этого мальчика, были пойманы и понесли самое суровое наказание.

Брунетти открыл дверь лаборатории, и они покинули ее, возвращаясь к своим повседневным делам, в мир, где кто-то должен был положить конец преступлениям, а не философствовать о морально-правовых категориях.

16

Здравый смысл подсказывал Брунетти, что было бы неразумно надеяться на то, что родители Роберто Лоренцони согласятся с ним побеседовать; по крайней мере до похорон их сына. Разделяя их скорбь, он решил подождать. В газетах написали, что похороны назначены на понедельник; заупокойную мессу будут служить в церкви Сан-Сальвадор. Но у него оставалась еще уйма вопросов, которые необходимо было срочно прояснить.

Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил в приемную доктора Урбани и попытался выяснить у секретарши, не указано ли в медицинской карте Роберто имя их семейного врача. Ей потребовалось несколько минут, чтобы найти его карту, и в результате выяснилось, что искомое имя в ней указано, причем это была та самая карта, которую завели десять лет назад, когда Роберто пришел к доктору Урбани в первый раз.

Доктора звали Лучано де Каль, и это имя было смутно знакомо Брунетти; помнится, он учился в одном классе с неким де Калем, только того звали Франко и впоследствии он стал ювелиром. Брунетти позвонил доктору и, представившись, объяснил причину своего звонка. Де Каль подтвердил, что Роберто был его пациентом большую часть жизни с тех самых пор, как ушел на пенсию их прежний семейный врач.

Когда Брунетти начал расспрашивать доктора о состоянии здоровья Роберто в течение последних недель перед исчезновением, тот извинился и сказал, что ему надо найти медицинскую карту мальчика. Он пояснил, что Роберто приходил к нему на консультацию за две недели до того прискорбного случая; жаловался на общее недомогание и непрекращающиеся боли в животе. Сначала доктор де Каль подумал, что это колики, которым Роберто был подвержен с детства, особенно с наступлением холодов. Но когда выписанное им лекарство не помогло, де Каль предложил ему сходить к специалисту.

– Ну и как, он был у специалиста? – спросил Брунетти.

– Понятия не имею.

– Как так?

– Я дал ему координаты доктора Монтини, а сам вскоре после этого ушел в отпуск и уехал в Таиланд. Когда я вернулся, Роберто уже был похищен.

– А вам впоследствии представился случай обсудить с доктором Монтини состояние здоровья Роберто?

– Нет. К сожалению, я не знаком с ним лично; мы всего лишь коллеги.

– Понятно, – протянул Брунетти, – а вы можете дать мне номер его телефона?

Де Каль положил трубку; через некоторое время он вернулся и продиктовал номер.

– Это в Падуе, – объяснил он Брунетти, – Монтини принимает в Падуе.

Брунетти поблагодарил его и спросил:

– Так вы подумали, что это колики, Dottore?

В трубке раздался шорох перелистываемых страниц.

– Да, поначалу было похоже на то, – в трубке снова послышался шорох, – вот, у меня здесь записано, что он приходил ко мне три раза в течение двух недель: первый раз – десятого сентября, второй раз – девятнадцатого, и третий – двадцать третьего сентября.