Честь, слава, империя

Столь неописуема была радость Петра Великого о рождении первого его сына Петра Петровича, который произошел от второй его супруги Екатерины Алексеевны в 1714 году, столь безутешна была его печаль при кончине его, последовавшей на втором году его возраста.

Нежный родитель сего желанного царевича, лишившись его, в толикую вдался печаль, что не токмо проливал токи слез, но и впал в род унылости, которая, может быть, причинила бы худые следствия, ежели б их не предупредило нежное попечение его супруги и благоразумие, соединенное с отважностию одного патриотического сенатора, князя Долгорукова.

Царь, печаляся о сем приключении, заперся в своем кабинете и трое суток никого к себе не впускал, даже и любезную свою супругу. Он лежал на своей постели, не употребляя ни пищи, ни пития, так же ничего из важнейших дел тогда ему не было предлагаемо. Течение государственных дел вдруг остановилось, запросы его министров и генералов оставались без ответа и решения, неукоснительные военные дела без решительности; ни Сенат, ни Адмиралитет, ниже Военная коллегия не знали, что предпринимать, а при дворе обитала смутная тишина, сопровождаемая страхом и ужасом.

Но никому столько не было чувствительно, как нежной царице Екатерине, которая, кроме бремени крайнейшей печали о лишении столь усильно желанного князя, долженствовала также сносить тягостную скорбь о дражайшем своем супруге и почти опасаться невозвратимой потери оного; ибо царь и ей самой не ответствовал из своего затворенного кабинета, как бы она ни стучалась и его ни звала. И так нежная сия супруга почти вся истощилась от слез и прискорбия и едва с печали всей бодрости не лишилась. Наконец нужда и разум подали ей средство дойти к своему супругу.

Она в ночи послала за сенатором Долгоруковым, о смелости коего и доверенности, которую к нему царь имел, была частыми опытами уверена. Она представила ему ту ужасную опасность, которая ей и целому государству через таковое супруга ее состояние угрожала, и слезно его просила выдумать скорейшее средство к вызванию царя из его кабинета, а тем самым ко спасению государства от очевидной опасности.

Сей благоразумный муж, подумав несколько, ободрил царицу, уверяя, что дело сие в следующий день переменится и царь паки появится.

Как скоро он возвратился от двора, то ко всем сенаторам послал запечатанное письмо, в коем именем царицы наказал на другое утро быть чрезвычайному собранию Сената; при том представил он бедствие государства при таковых обстоятельствах и желание царицы, в силу которого долженствовал весь Сенат немедленно ко двору явиться и отвесть царя от его заключения и унылости.

И так собравшиеся сенаторы пошли с князем Долгоруковым во дворец и к самым дверям кабинета, в котором царь затворился. Долгоруков начал стучаться, а царь нимало не подавал знаку, чтобы он там был. Долгоруков стал стучать крепче и кричал царю, чтобы он отворил двери, потому что пришел к нему Долгоруков и весь Сенат, чтоб доложить его величеству о важнейшем деле.

Когда царь по сем приближился к дверям и ничего еще не ответствовал, то закричал ему Долгоруков еще крепче, что сие дело не терпит медленности, чтоб его величество тотчас отворил двери и сделал бы решение; в противном же случае найдут себя принужденными силою взломить оные и извлечь его величество, ежели он не хочет лишиться престола и государства.

Царь, выслушав сие, отбоялась и больше ни о чем не печалилась, а как, по его требованию, принесли ему ее сына, который был изрядный и здоровый двухлетний мальчик, то сказал сей государь: «Это очень хороший мальчик, который будет добрым у меня солдатом. Старайтесь, чтоб он взрос, я буду временно о нем спрашивать, и его должно мне показывать, когда я сюда ни приеду». Наконец поцеловал он мать, подарил ей целую горсть рублевиков и с тем отъехал.

Известно сие от Михайлы Ивановича Сердюкова.

Петра Великого обыкновенная жизнь

О сем слышал я от барона Ивана Антоновича Черкасова, который при тайном советнике и кабинетном секретаре Макарове был первым его писарем, следующее.

Петр Великий всегда вставал весьма рано. Зимою вставал он обыкновенно в 4 часа поутру, принимал предложение дел, не много завтракал и в 6 часов выезжал в Адмиралтейство, Сенат и проч. Обеденный стол имел он в 1 часу пополудни, потом в шлафроке своем успокаивался часа с два на своей постели. В 4 часа пополудни приказывал он к себе приносить те дела, которые отдавал поутру на исполнение.

Обыкновенный его обед составляло малочисленное и весьма простое кушанье: шти [щи], каша, студень, холодное, жаркое с огурцами или солеными лимонами, лампреты, солонина, ветчина, лимбургский сыр; пред обедом пивал он по рюмке анисовой водки, а за столом квас и хорошее вино, но лучше всего еримитаж, иногда же рюмку-другую венгерского вина. Ежели он после обеда или вечером выезжал, то всегда надлежало иметь с собою несколько холодного кушанья, ибо где бы он ни был, кушал он часто, но понемногу. Он никогда не ужинал, но одна только императрица со своею фамилиею.