Потрескивали свечи у алтаря, веселые огоньки плясали над лампадами; пахло ладаном и еще – свежим сеном и опилками: судя по всему, с ними подметали пол. На каменных плитах, плотно пригнанных одна к другой, временами встречались полустертые письмена. Ряды грубых скамей, статуи, тоскующие в нишах, окно-роза над главным алтарем – ярко-синие, золотые и алые стекла пропускали пучки солнечных лучей, и на полу лежала разноцветная клякса. Сезар медленно пошел к алтарю, шаги гулко отдавались под невысоким сводом и улетали в полутьму за колоннами, и еще витал тут легкий запах цветов. Как оказалось, букет лилий стоял у иконы с изображением Девы Марии, висевшей в углу.
Сезар остановился перед алтарем, рассматривая его; небогато, но очень тепло сделано – тончайшая резьба, глаза святых блестят тусклым янтарем. Святая Кристина, Иисус, парящий на кресте, и еле различимый деревянный голубь, с которого облезла краска.
– Сын мой, – раздался голос отца Демаре, – я рад, что вы приехали.
Священник вышел из маленькой дверки в боковой стене (по всей видимости, там располагались помещения, где хранились немудреные местные сокровища) и стоял, сцепив пальцы и глядя на виконта. Сезар еле заметно улыбнулся и шагнул навстречу.
– Доброе утро, отец Демаре. Как и обещал, я приехал поговорить с вами.
– Охотно. Но сначала не хотите ли осмотреть церковь?
Отказываться было невежливо. Виконт кивнул.
– Разумеется.
Священник оживился: судя по всему, сюда мало кто захаживал, церквушка-то на отшибе, – а потому каждый гость был драгоценным.
– Вы знаете что-нибудь о святой Кристине из Больсена?
Сезар пожал плечами:
– Боюсь, что немного.
– Пойдемте. – Священник увлек его в боковой придел, где стояла статуя, весьма и весьма заинтересовавшая виконта. Женщина, молитвенно сложившая руки, стояла на невысоком постаменте, заведя к небу непрозрачные глаза. Но – из рук ее струились каменные змеи, они же извилистыми лентами ползли у ног, а еще там был нож, и две стрелы, и жернов, и щипцы.
Сезар молча смотрел на статую. Сработал ее мастер.
– Она была замучена при Диоклетиане около триста четвертого года в Больсене, что на северо-запад от Рима. Легендарное греческое «Житие» с его латинскими переводами, а также литургические испанские книги седьмого века упоминают тем же днем святую Кристину из Тироса, но, похоже, это были два разных лица. Недавно в нашей церкви был праздник, ибо День святой Кристины отмечается двадцать четвертого июля.
Виконт кивнул.
– Святая Кристина – источник чудес. Один священник из Богемии, совершая паломничество в Рим, остановился в Больсене, где собрался совершить Святую мессу. Он, однако, имея сомнения в реальном присутствии Христа в Святой Евхаристии, попросил Господа о знаке. Чудесным образом во время мессы из гостии пошла кровь, омочив корпорал. В память о больсенском чуде в городе Орвието, недалеко от которого располагается Больсен, пятнадцатого ноября тысяча двести девяностого года был заложен собор для хранения святых реликвий, строительство которого было завершено лишь в конце четырнадцатого века. И через чудо в Больсене Бог показывает, сколь мнимо возникшее в некоторых умах противоречие, связанное с неприятием практики преподания в церкви причастия под одним видом как «неполного». – Священник скупо улыбнулся. – В каждой частичке хлеба – весь Христос. Так, во время чуда из хлеба была явлена и кровь. Что говорит: нам не нужно сомневаться.
– Благодарю вас, святой отец, за сказанное. Это действительно очень интересно. И статуя впечатляет.
– Ее сработал неизвестный мастер более ста лет назад. Она пережила все революции и перевороты, да так и стоит тут и радует прихожан… Что ж, вы выслушали меня, сын мой, со всем терпением, с которым юность слушает старость. Теперь спрашивайте, что вам хочется знать… Хотя не здесь. Пойдемте.
Следом за отцом Демаре виконт прошел сквозь ту самую боковую дверь в коридор, который заканчивался выходом на улицу. Солнечный свет после полутьмы церкви показался очень ярким. Простиравшаяся перед Сезаром лужайка обрывалась у лучистой ограды маленького кладбища, за которым жимолость и сирень переплетались над покосившимися крестами с оранжевыми пятнами лишайника, над утопленными в земле могильными плитами, чей покой хранят колокольчики и лебеда. У ограды стояла каменная скамья, чуть осевшая, словно мул под непосильной поклажей; летние ручейки после веселых июльских гроз вымыли у ее ножек переплетающиеся земляные полосы. Священник сел, и виконт уселся тоже, ощущая несвойственное ему умиротворение. Обычно церкви заставляли Сезара скучать; там было слишком много слов о Боге, столько, что иногда за ними терялся сам Бог. Но тут – тут очень мило и очень спокойно.
– Я слушаю вас, сын мой.