Честь воеводы. Алексей Басманов

И Грозный отобрал у Владимира в опричнину половину удела. Взамен же дал земли бесплодные и пригнал туда на поселение опальных земцев. Многих же именитых старицких горожан царь вызвал в Москву и принудил вступить в опричнину. Однако царю поддавались не все. Сын князя Юрия Оболенского-Большого, Алексей, достойный отца воин, не ведающий страха, когда принуждали его вступить в опричнину, сказал Ивану Грозному:

   — Ты, великий государь, зовёшь меня в пёсью шкуру вырядиться да велишь отречься от родимой матушки, от любезных мне сестёр и друзей, так уж лучше сразу вели меня на плаху тащить за Русь и за други своя.

Иван Грозный от дерзости молодого князя чуть не потерял дар речи и конюшему Алексею Басманову велел постучать по спине, дабы икотой не изойти. А как прошла икота, прошипел:

   — На береговой службе животом истечёшь, дерзкий! Ноне же отправляйся за Серпухов к воеводе Игнату Вяземскому!

И чем больше узнавал Филипп о сути опричнины, о делах кромешников, о том, как правил державой Иван Грозный, тем глубже ощущал в себе пустоту. Яма в груди становилась бездонной. А всё, что он раньше носил из верноподданнических чувств, — всё выветрилось и развеялось, как дым. Пустота была пугающей, она ослабляла дух и тело. Сильный, волевой Филипп впал в растерянность. Он не знал, как вести себя с царём. Каноны православной церкви повелевали верховному пастырю быть духовным отцом государя, но как можно им быть, ежели в душе ни Любви, ни почтительности, ни простого уважения к государю нет? «Да ведь тут и до ненависти один шаг!» — восклицал в душе митрополит. Он не находил себе места. Ночами, когда в палатах Колычевых все спали, он вставал на колени перед образом Вседержителя и молил вразумить его на дела праведные. Наконец, накануне встречи с царём, Филипп не вынес душевных мук и во всём признался брату Михаилу. Был поздний вечер, боярин Михаил в эту пору обычно выходил в сад погулять перед сном. В саду и нашёл его Филипп.

   — Любезный брат, выслушай меня и помоги мне советом, — присев рядом на скамью в глубине сада, начал Филипп. — Ты земский думный боярин и далёк от опричнины. Я тоже её не жалую. А царь-батюшка есть опричник. Как же мне вести себя, ежели я встану на престол церкви?

Боярин выслушал Филиппа внимательно, но утешения и совета не нашёл. Он долго молчал, а потом с горечью сказал:

   — Ах, Федяша, ты задал мне вопрос, на который у меня нет ответа.

   — Но как быть? Завтра встреча с царём. Сегодня меня звали на беседу с архиепископом Пименом. Я отказался: не по чину зовущий, к тому же Пимен ревностный пособник государя. Но я бы хотел избежать раздора с Пименом.

   — И Пимен и другие царские ласкатели будут искать тебя и тоже льстить. С тем надо смириться.

   — Господи, мне на ордынцев было легче ходить, чем здесь единожды подняться во весь рост! Ах брат, я так надеялся на твой совет и помощь! — в отчаянии воскликнул Филипп.

И тут боярин Михаил строго, как некогда отец Филиппа Степан, сказал мудрое:

   — Выслушав совет, ты совершишь чужую ошибку. А мы, Колычевы, всегда на свой ум полагались и оставались самими собой. В том и сила рода Колычевых.

   — Поди так, — согласился Филипп и повторил: — В том и сила наша.

Они долго молчали. Летний вечер был тёплый, благостный, по саду гулял лёгкий ветерок. Он остудил пылающую грудь Филиппа. Поразмыслив над словами брата, он пришёл к выводу, что лучшего совета Михаил дать не может, как остаться самим собой. И Филипп вздохнул полной грудью, как перед схваткой с ордынцами. Пустоты в груди как не бывало. На своём месте билось его отважное сердце. Филипп обнял Михаила.

   — Спасибо, брат, за сильное слово. — И лихо добавил: — Э-эх, сабли наголо и — в сечу!

Боярин Михаил засмеялся.

   — Вот и хорошо, вот и славно! Вижу Колычева, а не мокрую курицу! — И Михаил от души постучал по спине Филиппа. — С сабелькой наголо — это славно!

На другой день, как прийти митрополиту в Кремль, царский ласкатель архиепископ Пимен перехватил-таки Филиппа на Соборной площади. Старый, сухонький, с лисьим лицом, Пимен повёл Филиппа в придел Благовещенского храма и там сказал ему довольно жёстко:

   — В тебе, вчерашний игумен, много гордыни. Зачем не пришёл, как позвал? Теперь идёшь к венценосному с той же гордыней. Оставь её на пороге храма, иди к помазаннику Божьему с покорной головой, не перечь великому государю. Тогда быть тебе на престоле церкви. Владыка из тебя знатный прорастёт. Ишь, богатырь какой! И ликом сподобился, — частил Пимен.

У Филиппа было что ответить царскому угоднику, хотя бы то, что его избрал митрополитом Земский собор. Но он сдержался. Почтительно поклонившись старцу, Филипп сказал:

   — Спасибо тебе, отче, за вразумление. — И ушёл, шагая крупно и гордо неся голову.