Честь воеводы. Алексей Басманов

Василий Грязной вновь засуетился, и вскоре на столах было всё нужное для трапезы.

   — Теперь садись, братец любезный, поговорим ладком, — предложил Иван Грозный Владимиру и опустился на лавку, обитую сукном.

Владимир сел к столу напротив. Опричники посадили рядом с ним жену и дочь.

   — Вот и славно, — отметил царь. — Однако скажи мне, старицкий князь, кто есть я перед тобой?

   — Ты-то? Так царь и великий князь многих земель российских. Вот и меня Стариц лишил. Как в прорву в тебя всё идёт.

Князь Владимир понял ещё в те дни, когда Малюта Скуратов с опричниками налетел на его подворье и погнал из родных покоев в Нижний Новгород, что Иван не милосердный брат к нему, а иезуит и ордынец вместе. Он своим коварством заставил Владимира совершить предательство и выдать на казнь палачам всех, кто был предан ему. Как хотелось Владимиру повернуть вспять время и поступить по-иному! Увы, былое не воротишь. А что теперь ждёт его? Если бы ведать! Князь посмотрел на Дуняшу: «Какой ладной она поднимается!» На жену Авдотью: «Сколько радости она мне принесла! А как красива! На зависть всем!» Сам Владимир в свои тридцать шесть лет был статен и красив. Да мягкотел не в меру. Говорили, что из него можно верёвки вить. «Да не совьёт Ивашка-заморыш!» — крикнул князь в душе и добавил к сказанному:

   — Теперь вот мыслишь меня живота лишить.

   — Полно, братец любезный. Я токмо хотел знать, ведаешь ли ты, кто мой истинный отец?

   — А чего же не ведать? Твой батюшка есть мой дядя великий князь Василий.

   — Так ли?

   — Но коль чтишь по-иному, тому и быть.

   — Тогда отвечай: почему ты искал моей смерти и готовил отравное зелье?

   — То навет.

   — Ан нет! — Царь Иван достал из кармана кафтана, подбитого соболем, бумагу, показал её Владимиру. — Вот запись. Мой повар, что у тебя работал, проговорился, что ты заплатил ему пятьдесят рублей и дал коренья.

   — Выходит, я обманщик? А может, ему велено было меня отравить, да совесть в русском человеке проснулась?

   — Но он сюда явился с зельем. — Царь встал, подошёл к Владимиру, по пути погладил по голове дочь князя, тронул за плечо княгиню. — Ну, ежели ты так считаешь, то вот кубок с зельем, кое у Мусатова нашли. — Иван взял со стола большой кубок и подал брату. — Выпей. И семеюшке дай, и отроковице. Чего бояться, ежели ты знаешь, что коренья не отравные? Как исполнишь просьбу, так вольно в Старицы вернёшься. Пей же!

   — Я не буду пить и близким не велю. Это твоё отравное зелье! — крикнул Владимир.

   — Вон как! А меня, злочинец, хотел напоить. Да тому не бывать! — И позвал: — Эй, Фёдор, эй, Яков, напоить их!

Кравчий Фёдор Басманов и сокольничий Яков Кобылин кинулись к князю Владимиру, к его жене. К дочери подскочил Василий Грязной. А князь Владимир оттолкнул Басманова, птицей вылетел из-за стола, ловко выхватил из ножен у одного из опричников саблю и взмахнул ею:

   — Не подходить! Убью каждого!

За спиной Владимира появился воин. В руках он держал аркан. Иван Грозный сделал ему знак рукой, тот размахнулся, аркан взлетел и захлестнул князя. Воин дёрнул, и Владимир упал. «Якши, бабай», — отметил воин. Тут же на князя навалился Фёдор Басманов и вылил ему в рот отравное зелье. В ту же минуту Василий Грязной и Яков Кобылин поили Авдотью и Дуняшу. Иван Грозный стоял рядом и увещевал:

   — Пейте, голубушки, пейте. Это сладенькое зельице.

Авдотья рыдала, кричала, рвалась к трепещущей от ужаса дочери. Никто в ямской избе не внял их стенаниям. И на глазах у царя, по его повелению они были отравлены. Смерть князя Владимира, его жены княгини из рода Одоевских и их дочери наступила мгновенно.

   — Вот и славно, — заметил царь, будто на его глазах убили трёх комаров. Грязному же приказал: — Похорони их со священником.

Расправившись с Владимиром Старицким и его семьёй, со всеми, кто был при князе и кого привезли из Нижнего Новгорода, Иван Грозный ощутил приток сил. Он был деятелен, весел. Отслужив в храме монастыря с потешными иноками молебен, царь повелел опричному воеводе князю Василию Зюзину готовить к походу войско.

   — Идём к Балтийскому морю, любезный князь. Пора кой кого проучить и напомнить, что я есть самодержец всея Руси.

Царь Иван не стал уточнять, кого он должен проучить. Но в эти дни им было получено подмётное письмо новгородского жильца. В нём было сказано, что новгородцы близки к измене и готовы отправить гонцов в Польшу с просьбой к королю взять Новгород под своё крыло. У Ивана Грозного наконец-то появился повод покарать вольнолюбивых северян жестокой казнью. «Я их под корень вырублю от мала до велика», — бледнея от ярости, грозился он.

А в связи с походом на Новгород у царя возникло желание и нашлась причина расправиться с опальным митрополитом. Он вспомнил разговор с Колычевым трёхлетней давности, во время которого тот слёзно радел за новгородцев, вымаливал у Ивана милость к заговорщикам.