Честь воеводы. Алексей Басманов

Нынешней весной по повелению великого князя россияне готовились к встрече с крымской ордой особенно старательно. В Разрядном приказе строчились и рассылались по землям государевы указы, обозначались оборонительные рубежи. Воеводам и дьякам ничего не надо было выдумывать, так как границы давно и прочно пролегли от Нижнего Новгорода на восток, по Оке до Серпухова. Тут защитный рубеж делал крутой поворот на юг, тянулся к Туле, потому как россияне не могли отдать сей город на грабёж и разорение татарам — ключевым он считался перед стольным градом. Да и Козельск был важен для Руси, потому между Тулой и Козельском тоже вставали полки. На этом рубеже как в прежние годы, так и ныне создавались оборонительные цепи со рвами, валами на безлесных пространствах, с засеками на лесных дорогах.

Там же перед лесами ставились остроги и острожки с крепкими деревянными стенами из остроколья, с дубовыми воротами и рублеными клетями. Линия рвов, валов и засек тянулась вёрст на четыреста, мимо Рязани, Венёва, Тулы, Одоева, Лихвина до реки Жиздры, где-то под Козельском.

Сетовал великий князь Василий на то, что соседи у него на западе бестолковые и чванливые люди. Взять того же польско-литовского короля Сигизмунда. Сколько раз Василий звал его: дескать, пойдём вместе, остановим татарву, ни к тебе, ни ко мне больше не придут. Куда там! Шляхетская спесивость мешала Жигмонду согласиться защищать вместе с русскими свои рубежи. Потому в Кафе, на невольничьем рынке Крыма, польских рабов и рабынь было больше, чем русских.

Потеряв всякую надежду слить две рати, великий князь Василий перестал уговаривать Жигмонда и тем более строго следил за подготовкой своего войска против татар. Его повелением уже в марте закипела работа в Разрядном приказе. Дьяки и подьячие трудились от зари до зари, расписывая повестки, сотни гонцов мчались с ними по всем областям и вручали наместникам. Они призывали на службу дворян и детей боярских, кои выступали в походы конны, оружны и людны, имея каждый при себе по десять холопов. Города выставляли своих ратников отрядами, сотнями. Они съезжались на сборные пункты, там сводились в полки, и московские воеводы вели их под Серпухов, Каширу и Коломну, под Алексин и Калугу. К концу марта великий князь Василий имел под рукой уже до семидесяти тысяч воинов.

Пришла в середине марта повестка Разрядного приказа и в Каргополь. А с нею государев наместник Игнатий Давыдов получил грамоту, в коей было сказано, что снимается опала с воеводского сына дворянина Алексея Басманова и с боярина Фёдора Колычева. Когда Игнатий объявил им волю великого князя, Фёдор спросил:

   — Воевода-батюшка, ответь нам теперь, кто нас под государеву опалу подвёл?

Давыдов ничем не рисковал. Да и молодые боярин и дворянин ему нравились: ничем себя не очернили за минувшую зиму, всякий указ наместника исполняли честно и прилежно. Да и за государево добро постояли крепко, не щадя живота своего.

   — Вы вправе знать, Фёдор и Алексей, кто на вас зуб точил, — ответил Игнатий. — Опала на вас легла происками князя Ивана Шигоны. Он же теперь от государева двора удалён и, сказывали, простым ратником отправлен в Сторожевой полк на Оку.

   — Спасибо, воевода-батюшка, — поблагодарил Фёдор Игнатия, — тяжесть с души сняли, потому как мы перед государем ни в чём не виновны. Не так ли, Алёша? — спросил Фёдор Басманова.

   — Истинно так, — подтвердил Алексей.

   — То мне ведомо. Да служба для вас не кончилась. Теперь вы поведёте каргопольских ратников против басурман. Поставлю вас обоих сотскими.

   — Мы готовы, — ответил Алексей. — Встанем, Федяша? У меня так руки зудят от жажды с басурманами сразиться.

   — Ты-то воеводин сын, а я мирской человек, — отшутился Фёдор. — Да где наша не пропадала!

В Каргополе ещё лютовали мартовские морозы, когда молодые воеводы Алексей Басманов и Фёдор Колычев выступили из города во главе двух сотен конных ратников. Купцы, коим северные дороги ведомы более чем кому-либо, подсказали своим землякам и воеводам: «Идите на Бежецкий Верх, туда зимник как стол — скатертью покатитесь. До Волока Дамского дойдёте без помех».

Фёдору не хотелось «катиться скатертью», но у него от волнения забилось сердце: «Так ведь это же через Старицы. Там Ульяшу увижу, матушке с батюшкой поклонюсь».

Так и было. Дальний путь две сотни бывалых охотников-северян одолели за несколько суток. Дневные переходы были долгими, ночной отдых — коротким. И в конце марта Фёдор увидел на окоёме[22] маковки старицких церквей и собора. В Старицы сотни пришли к ночи. В палатах Колычевых ещё не спали. А кто и спал, так с появлением Фёдора все в доме поднялись и началась великая суета. Фёдор же, едва обняв матушку: «Родная, как я по тебе скучал!», едва поклонясь отцу и побывав у него в крепких объятиях, попросил:

   — Батюшка, мы с двумя сотнями воинов пришли. Там возле них сотский Алексей Басманов. Как бы их обогреть и накормить?