Этой ночью князь Иван Шигона тоже не думал об отдыхе. Ещё ранее, смутив трёх ратников, относившихся к нему почтительно, прелестью новой жизни в Новгород-Северском, Шигона увёл их ночью навстречу орде. Ночь была холодной, шёл дождь. Однако четыре всадника мчались по степи рысью, и дождь не стал им помехой. Когда ночь перевалила на вторую половину, Шигону и его спутников отделяло от орды каких-то два часа пути. Но беглецам-перелётам не удалось одолеть оставшийся путь. Навстречу Шигоне приближалась сотня Фёдора Колычева.
Шигона первым услышал конский топот и обрадовался: «Крымчане! Крымчане!» — твердил он. Но вскоре чуткое ухо услышало обрывки русской речи. В мгновение он свернул с дороги, хлестнул коня и, крикнув: «За мной!», — помчался влево от степной дороги.
Фёдор и десятский Касьян, ехавшие впереди сотни, заметили всадников. Те показались им подозрительными.
— Перелёты! Достать их! — приказал Фёдор Касьяну и ринулся наперерез.
За Фёдором помчались Касьян со своими ратниками, и началось преследование. Кони у беглецов были резвее, и они уходили всё дальше. Однако судьба проявила к ним немилость. На пути Шигоны и его воинов возник глубокий, с отвесными склонами овраг, заросший кустарником. Ринуться в него было смерти подобно. Шигона метнулся вправо, где овраг казался не таким глубоким. Он искал удобный спуск. Но было уже поздно. В беглецов полетели стрелы. И одна из них, пущенная Касьяном, настигла князя Шигону, пронзив ему шею, и он упал с коня. Ратники Касьяна охватили беглецов полукольцом. Фёдор крикнул:
— Не сопротивляйтесь! Вам не уйти!
Они и не думали сопротивляться. Один из них отозвался:
— Возьмите нас! Мы не перелёты! Это Шигона повёл нас, а куда, не ведаем!
Колычев спрыгнул с коня, подошёл к поверженному воину, склонился над ним.
— О, да это и правда князь Иван Шигона! И он жив! — воскликнул Фёдор. — Ну что, вражина, переметнуться захотел? Будет тебе...
Князь ещё хрипел, кровь лилась изо рта. Фёдор подошёл к беглецам, спросил одного:
— Как звать?
— Фрол. Холоп княжий. Ночью мы убежали с господином из сотни князя Василия Ростовского. Господин сказал, что пойдём в Северскую землю. А на самом деле... — Фрол замолчал.
— Говори, что на самом деле? — велел Фёдор.
— Да что там, в орду шёл наш господин.
— Спроси же его, куда нести, — приказал Фёдор.
Фрол опустился на колени рядом с Шигоной и прошептал на ухо:
— Князь-батюшка, мы бы тебя понесли, да не знаем, куда.
Фёдор склонился над Шигоной с другой стороны. Князь открыл глаза, сквозь хрипы у него вырвались два коротких слова:
— К хану Саадат-Гирею. Да быстро. — И Шигона закрыл глаза, сник.
Фёдор выпрямился, сказал Касьяну:
— Положите его на седло. Нам пора уходить. Стрелу не трогайте.
Касьян тотчас распорядился. Воины быстро вскинули тело князя на седло его коня, приторочили. Фёдор заметил Фролу:
— На вас вины нет. Пойдёте с нами. Веди, откуда шли.
— Из Козельска мы...
— Дорогу запомнил?
— Ведаю, — неохотно отозвался Фрол.
— Будешь показывать.
— Неможно нам: там на пути сотский князь Василий Ростовский. Он забьёт нас батогами.
Чуть прежде Фёдор как-то пропустил мимо ушей имя Ростовского. Теперь же подумал и удивился: «Надо же, как тесно на земле». Вслух он сказал:
— Я не выдам вас сотскому.
Колычеву и самому не хотелось встречаться с Ростовским. Он не мог отомстить ему за то, что произошло с ним и с княжной Ульяной в Старицах, потому как, сказал князь Оболенский-Большой, здесь не место помсте. Не доезжая до становища князя Ростовского, Фёдор повёл сотню в обход. Чтобы сохранить свою честь, он послал десятского Касьяна с воином к Ростовскому, дабы предупредить о том, что орда близко. Разминувшись с сотней летучего ертаула, Фёдор уходил на Козельск без остановки. Лишь час он пожертвовал на то, чтобы напоить-накормить коней, перекусить самим. Он понимал, что теперь только от него зависит, сумеют ли воеводы встретить орду там, где она не ожидает сопротивления. С запада полсуток спустя в Козельск вернулась сотня Алексея Басманова. Сойдясь, Алексей и Фёдор обнялись. А после обоюдных расспросов Фёдор сообщил:
— Можешь увидеть своего обидчика Шигону. — Фёдор показал Алексею низкую хату. — Там он умирает.
И Фёдор поведал о том, что случилось в ночной час на степной дороге.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЕЛЕНА ГЛИНСКАЯ