Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Завтра ничего не случится. Разве что придворные поговорят о твоей с великим князем ночи. А в четверг мы с тобой утром уедем из Москвы, но куда, о том тебе пока лучше не знать. Семеюшке же скажи, что едешь в Пафнутьев монастырь. — Княгиня Анна сочла, что ей у дочери больше нечего делать и покинула опочивальню.

Елена исполнила волю матери и даже превзошла себя. Она была весела и прекрасна. Когда шла через покои дворца, всем улыбалась и позволила вельможам проводить себя до опочивальни великого князя. За нею последовало не меньше дюжины вельмож и боярынь. И в князе она сумела пробудить страсть, приговаривая при этом: «Вот я уже и не тёлочка, я детородная женщина».

Великий князь Василий забыл все свои огорчения. Елена зажгла в нём молодость. Он страстно целовал её где хотел и говорил:

   — Ты моя царевна, волшебница! Надеюсь, что на сей раз мы сотворили с тобой чудо.

   — Конечно же, мой ясный сокол. Мы сотворили чудо. И не забудь нынешний ночной вторник, веди от него счёт. Для меня так важно, чтобы мы вместе несли заботы о нашем чаде.

Как и обещала княгиня Анна, через день после острого разговора и памятной ночи вторника она увезла Елену из Кремля, из Москвы. Путь им предстоял долгий, и крепкая крытая каптана, запряжённая парой сильных и рослых лошадей, хорошо подходила для трудной осенней дороги. Елена ни в чём не перечила матери, не спрашивала, куда та везёт её. Ещё и рассвет не наступил, как они покинули Москву через Серпуховскую заставу и покатили в сторону Боровска. Сопровождали каптану два конных воина из дворни княгини Анны.

Погода была мерзкая, шёл дождь, иногда со снегом, дорога была трудная и не располагала к разговору. Укрывшись меховым пологом, Анна и Елена дремали в глубине каптаны. До воровского Пафнутьева монастыря путники добрались только на другой день. Елена уже знала от матери, куда они держали путь и зачем. Да поверить тому не могла и пыталась забыть услышанное. Но, как наваждение, оно прорывалось в сознание и перекатывалось в голове, словно загадочный цветной шар, маня и в то же время отталкивая.

Сказала же княгиня Анна дочери так:

   — Мы в Пафнутьев монастырь не поедем. Делать там среди монашеской братии нечего. За монастырём в лесной пустыне живёт отшельником святой отец Ипат. Он и принесёт тебе благо, коего жаждешь.

   — Матушка, уж не святым ли духом он утолит мою жажду? — спросила дочь.

   — Так всё и будет, потому как он чародей от Бога.

   — Не во грех ли меня толкаешь, матушка? Знаю, что чародеев от Бога нет.

Анна долго молчала, лишь тонкие губы были в движении, будто она что-то жевала. Княгиня не могла собраться с духом и ответить дочери, что толкает её именно на греховный путь. И всё-таки прояснила:

   — Иного пути у тебя нет. Разве что в монастырь.

Анна знала того отшельника, коего в миру звали Ибрагимом. Лет пятнадцать назад молодой кавказский князь Ибрагим был позван казанским ханом в поход на Москву. И он согласился, пришёл на Русь со своими абреками грабить мирные города и селения. Дошёл с казанской ордой до Зарайска, а как город взяли, словно осатанел от лютости. Сказывали, детей к матерям привязывал и в реку Осётр, а то и в колодцы бросал. А ещё с большой жаждой похоть свою утолял. И каждую ночь его абреки приводили к своему князю по две-три полонянки. Натешившись, он отдавал их абрекам. В сечах ему не было равных в смелости и жестокости. Он не брал русских воинов в полон и убивал их сам. Скажет пленному воину: «Я отпускаю тебя, беги!» — и тот поддавался на обман. Бежал долго, и несчастному казалось, что он уже избавился от горькой участи раба. Но в это время князь Ибрагим пускал намётом своего скакуна, нагонял беглеца и с ходу отрубал ему голову. В разбойничьих налётах прошло всё лето. А осенью, когда пора уже было возвращаться в горы, отряд князя Ибрагима был окружён русскими ратниками летучего полка и уничтожен. Князя Ибрагима взяли в плен.

Россияне знали о зверствах южанина, но не убили его, а отправили в Пафнутьев монастырь, дабы заточить его на муки и пытки долгие. Он бы там и нашёл свою лютую смерть, если бы не его лик. В первый же день, как игумен Пафнутьева монастыря Герасим увидел Ибрагима, он проникся к нему необыкновенным обожанием и священным трепетом. Игумен представил себе, что перед ним прикован цепями к стене сам Николай-угодник: ласковые, кроткие глаза, смирение и всепрощающая печаль на тёплом лице — всё говорило, что сей пленник не простой смертный.

Личина пленного обманула игумена Герасима. Ибрагима продержали в грязном каменном подклете в цепях недолго. По воле Герасима он был переведён в обычную монастырскую келью. И прошло совсем немного времени, как пафнутьевские монахи обратили Ибрагима в православную веру, свершили над ним постриг и нарекли именем Ипат. Герасим приблизил новообращённого к себе, выучил его русской грамоте. Ипат оказался способным учеником, проводил за чтением книг, за письмом по десять часов ежедневно. Он даже взялся изучать греческий язык, чтобы читать священные писания древней Византии, коих немало было в Пафнутьевом монастыре.