Честь воеводы. Алексей Басманов

Не прошло и минуты, как на пороге трапезной появились князь Юрий, княгиня Елена, а с ними и княжна Ульяна. Пока родители жениха и невесты раскланивались друг с другом, Фёдор подлетел к Ульяне и, забыв о приличии, обнял и поцеловал её в трепетные губы. Да тут же окинул её взором и обомлел: стояла перед ним царственная Ульяна в расцвете своей девичьей красы, повзрослевшая и полная величия. Такой Ульяшу Фёдор не видывал и готов был вновь поцеловать её в губы, но оробел. Он снял с неё беличью шубку и Горностаеву шапочку. Румянец на щеках Ульяши разгорелся ярче, золотистая коса упала до пояса, бархатные глаза засверкали от радости.

   — Федяша, мой ангел, как долго я тебя ждала! — жарко прошептала княжна и сама прижалась к любимому.

К ним подошла княгиня Елена, взяла дочь за плечо.

   — Охладись, Ульяна. Негоже прилюдно тебе... — Отстранив дочь от Фёдора, Елена осенила его крестным знамением и трижды поцеловала. — Страдали мы, как узнали, что был ранен и лежал на смертном одре.

   — Бог миловал, матушка-княгиня, — отозвался Фёдор. — Спасибо деду Захару и матушке Анне, выходили. Теперь я прежде басурмана свалю, а сам не дамся.

   — Так-то вернее, — согласилась княгиня Елена.

Хозяева пригласили гостей к столу. И все выпили медов за возвращение сына с государевой службы и за его выздоровление. Ещё выпили за всех близких усопших, потому как близилась Радоница, когда покойных призывают к живым на радость Пресветлого Воскресения. У родителей Фёдора и Ульяны состоялся особый разговор. Пришли они к согласию, что пора молодым идти под венец, пора свадебный обряд совершить.

   — Вот и прошу у вас, Еленушка и Юрий, милости справить торжества на Красную горку, — подвёл черту под беседой боярин Степан.

   — Славное времечко, — согласился князь Юрий.

Однако же верно говорят в народе, что человек предполагает, а Господь Бог всё по-своему расставляет. Не было у Фёдора и Ульяны ни пышной свадьбы, ни свадебного поезда с подругами и дружками, с князьями-боярами и многими иными гостями. Не прошло и недели с памятного дня, как примчал в Старицы гонец к князю Андрею и привёз повеление великого князя Ивана Четвёртого явиться в Москву воеводе Фёдору Колычеву с полусотней воинов в распоряжение Разрядного приказа. И срок обозначили: быть в стольном граде в первую седмицу Великого поста.

Весть о том дошла до Колычевых в тот же день. В доме загоревали. И подумать не знали на что: ведь идти на порубежные с Диким полем земли было ещё рано.

Князь Андрей вызвал Фёдора к себе. Но не только для того, чтобы сказать о воле Москвы. Был у Андрея с Фёдором тайный разговор о князе Юрии Дмитровском.

   — Взят мой любезный братец под стражу вместе со своими боярами. Голову потерял, не знаю, что делать, как ему помочь. Потому на тебя вся надежда, боярин Федяша.

Они сидели в приёмном покое за столом, и лицо князя Андрея, скорбное и безвольное, удивило и опечалило Фёдора. «Право же, ничем ты ему не поможешь», — мелькнуло у Фёдора. А князь продолжал выкладывать грустные вести:

   — Брат мой затеял искать великокняжеский престол, нарушил крестное целование и полез в драку с Глинскими. Да говорят, что Глинские ордой налетели на подворье Юрия, ворвались в палаты, связали братца по рукам и ногам, его бояр-князей тоже. Что с ними будет теперь? — Князь замолчал, ждал, как отзовётся сказанное в Фёдоре.

Тот лишь спросил:

   — Тому причина должна быть, чтобы князь Юрий нарушил крестное целование. Есть ли она?

   — Явилась. И вельми важная. — На столе высилась Красивая глиняная сулея, рядом стояли два серебряных кубка. Князь налил в них вина. — Пригуби. — Сам выпил до дна, повёл речь дальше: — Сказывают, что в Москве объявился человек, который назвал себя истинным отцом князя Ивана.

   — Может ли быть подобное? — удивился Фёдор.

   — Сомнений у меня нет. Да мне ли не знать, что наш старший братец к чадородию был неспособен. Потому князь Юрий схвачен без вины, и жажда его взять престол — законная. А от меня — благословение. Потому прошу тебя ехать в Москву не мешкая, не ждать указанного срока. Скажешь моим верным людям, что я не оставлю брата в беде. Скажешь и то, что я посылаю служилых в Новгород Великий, в Тверь, Ярославль, Псков и Рязань. Вот и спрашиваю тебя, боярин Фёдор: готов ли ты бескорыстно и не щадя живота своего послужить роду Рюриковичей?

   — Отвечаю, князь-батюшка: готов, — ответил Фёдор, глядя прямо в глаза Андрея Старицкого. А спустя мгновение он опустил голову и тихо добавил: — Токмо дозволь мне побыть в Старицах ещё три дня.

   — В чём дело?

   — Князь-батюшка, лишь Господу Богу ведомо, что меня ждёт в стольном граде. Мы с княжной Ульяной думали обвенчаться на Красную горку. Кто знает, как скоро вернусь я в Старицы?

   — Сие так, — заметил князь. А подумав, сказал: — Быть по-твоему, ежели возьмёшь меня посаженным отцом.

   — Спасибо, батюшка. Оттого моя служба тебе будет только крепче и надёжней. — И Фёдор осушил свой кубок.

В покой вошла княгиня Ефросинья и принесла на руках сына Владимира, посадила его на колени отцу.