— Нет, миледи, я еще не имел этого удовольствия. Хотя я должен был узнать их: они так похожи на вас. Легко угадать, в кого они пошли своей красотой. — Он отпускал комплименты с изящным поклоном, и это вызвало у сестер приступ смеха — подчеркнем, не того раздраженного хихиканья, но нежного, мелодичного смеха, выработанного многочасовыми упражнениями.
— Это Транквилити, а это — Синсирити, — сказала мать гордо.
— А где же ваша третья дочь?
— Честити? Она где-то здесь. Ах, лорд и леди Костейн, прошу вас, прошу вас. Позвольте представить вас мистеру Фнцсиммонсу…
После этого о Честити забыли: по протоколу отцу назначено следовать по пятам за своей женой, и скучный вечер начался.
Честити приветствовала появившаяся в зале Эмма Бишоп, но вскоре стало очевидным, что ее старая подруга всецело увлечена своим женихом, тихим человеком с ястребиным лицом. Хотя мисс Бишоп заняла свободное место на софе рядом с Честити, она разговаривала исключительно со своим мистером Пичесом, который придвинул свой стул вплотную к софе, и его костлявое колено почти касалось колена мисс Бишоп.
С каким облегчением услышала Честити о приглашении к столу! И с каким унынием она обнаружила, что ее посадили между местным пастором и одним из наименее интересных гостей, кузеном Вирджилом. Это был законченный фат, который румянил щеки и носил пестрые жилеты, словно юноша. Ему было по меньшей мере сорок лет, он жил в Лондоне и хвастался тем, что в его голове никогда не присутствовали две мысли одновременно. «Вероятно, это не пустое хвастовство», — полагала Честити.
После необходимого приветствия Вирджил повернулся к ней спиной и погрузился в беседу с леди Костейн, сидевшей слева от него. Честити уставилась на суп в мелкой китайской тарелке, стоящей перед ней, и скорчила недовольную гримасу.
Оглядев длинный стол, она увидела, как щебечут ее сестры — в самой очаровательной манере — сначала с одним соседом по столу, потом с другим. Справа от Синсирити сидел лорд Рэйвенвуд, глуповатый, но красивый молодой человек. Между девушками сидел мужчина, кратко представленный Честити как сэр Чарльз Дэвенпорт. Этот прекрасный и бесшабашный светский ухажер очаровал обеих сестер своим остроумием. С другой стороны от Транквилити сидел Алекс Фицсиммонс. Не игнорируя леди Рейвенвуд, сидевшую слева от него, он в то же время уделял гораздо больше внимания Транквилити. «Да и кто бы мог винить его за это, — думала Честити, наблюдая за сестрами. — Обе девушки, такие хорошенькие и живые — совершеннейшие продукты домашнего воспитания, призванного завораживать и заманивать в сети джентльменов». Честити вздохнула и перевела взгляд в дальний конец стола, где увидела свою мать, устремившую на нее убийственный взор.
Немедленно отвернувшись. Честити улыбнулась пожилому пастору, сидевшему справа от нее, и спросила:
— Как идут приготовления к рождественскому карнавалу, мистер Райт?
Старик с явной неохотой оторвался от своей тарелки и громко сказал:
— Что?
Лакеи уже принялись убирать пустые тарелки, начинали подавать следующие блюда — тушеные томаты с грибами. И хотя слуги двигались почти бесшумно, необходимо было повысить голос из-за возникшей суматохи.
Когда Честити повторила свой вопрос, пастор ответил громче прежнего:
— Что? Учитесь говорить громко и отчетливо, мисс Честити.
— Я говорю… как… идут… приготовления… к… рождественскому… карнавалу? — и, увидев выражение недоумения на его нахмурившемся лице, Честити сделала глубокий вдох и выпалила «РОЖДЕСТВЕНСКИЙ КАРНАВАЛ!»
С чувством нарастающего ужаса Честити взглянула поверх физиономии пастора на длинный ряд застывших в изумлении гостей, на мать, едва ли не пораженную апоплексическим ударом, затем через стол — на других гостей, хихикающих, прикрывающих рты руками и подмигивающих друг другу, в то время как все взгляды были устремлены на нее.
Растерянная Честити хотела выскочить из-за стола и броситься вон, нарушив все приличия. Затем она поняла, что ее собеседник принялся громко и обстоятельно описывать все подробности предстоящего карнавала. Побег стал невозможен, она не могла подвергнуть пастора еще большему осмеянию. Находиться в центре внимания, стать мишенью для всеобщих насмешек — для Честити это было самым страшным кошмаром.
— В самом деле, мисс Транквилити. Это замечательно. Вы должны предоставить мне привилегию сопровождать вас в Оперу будущей весной.
Взгляды всех присутствующих мигом переключились на говорящего.
Транквилити ослепительно улыбнулась и сказала отчетливо:
— Я ожидаю этого с нетерпением, мистер Фицсиммонс.
И неожиданно все сидящие за столом зашумели, словно позабыв о принятом за столом негромком тоне. Среди общего гомона Честити взглянула через стол сияющими благодарностью глазами и подняла бокал в честь своего спасителя. С обворожительной улыбкой Алекс поднял в ответ свой бокал, а затем продолжил беседу с Транквилити.
Гул голосов заглушил речь пастора, и Честити сосредоточила все внимание на еде, считая минуты, чтобы побыстрее покинуть зал и уединиться в своей комнате.