Честная книга

Мне не нравилось, что я опять набрал вес, пытаясь заполнить пустоту внутри. В ожидании переезда ребят я решил заполнить эту пустоту прогулками – не меньше 10 километров в день.

Я видел, что в последнее время я гораздо больше думал, чем делал. Придумывал миллион причин, лишь бы не приступать к действиям. И месяцами топтался на месте, пытаясь понять, чего же на самом деле хочу. Решение лежало на поверхности. Я пообещал себе, что теперь вместо поиска причин, по которым что-то могло не получиться, буду искать способ, с которым всё получится. Я ввел запрет на абстрактные рассуждения о том, чего же я на самом деле хочу. Теперь я мог только пробовать. И решать, понравилось или нет.

И самое главное – я ввел политику «да». Теперь на все предложения я должен был отвечать «да». Как показало время, именно это оказалось самым сложным.

Я дописал правила и пояснения к ним. Задернул шторы и вернулся в кровать. Прислушался к ощущениям. Всё было хорошо. Я совсем не нервничал. Я чувствовал, что всё получилось. Включил авиарежим и посмотрел на часы. Было 9 утра 17 сентября 2019 года. Вставил беруши, повернулся на бок и заснул. Мне снился мой дом. Он был большим и просторным, с окнами от пола до потолка. Летом по утрам по нему гулял легкий прохладный ветер, донося крики жирных и наглых чаек. Зимой мощные шквалы завывали в каминной трубе, и по окнам текли плотные потоки воды. Дом стоял на скале. А внизу, вплоть до самого горизонта, не было ничего, кроме океана.

Часть 2. Пробуждение

I. Звонок

Звонок раздался в 9 утра. Это могло случиться когда угодно – на неделю раньше или на месяц позже. Но странное ощущение между лопатками подсказало положить телефон на раковину перед тем, как включить воду и встать под холодный душ. Почему-то я был уверен, что это будет мама. Оказалось, звонит сестра. Я знал, что она скажет. Машинально ответил. Услышал всего два слова. Папа умер. Мы помолчали. Почти физически я ощутил, как она кричит от боли. К сожалению, ей нельзя было помочь. За последнее время я хорошо это понял. Спросил о ближайших планах. Договорился встретиться через 2 часа. Повесил трубку. Сел на край ванны. Задумался.

Ощущение возникло на папин день рождения. Мы сидели на кухне. В какой-то момент он с большим трудом встал, доковылял до раковины и, тяжело опершись на столешницу, стал мыть чашку. Мне стало не по себе. В последние месяцы, когда мы были вместе, я почти всегда смотрел ему в глаза. Именно там видел его настоящим. Таким, каким помнил с глубокого детства. Мы не успели наладить общение. Наверное, просто не хватило времени. В любом случае сейчас это было уже не важно. О чем бы мы ни говорили, папа проваливался в грубость, сарказм и язвительность. Прятался там от настоящих чувств, мыслей и эмоций. Говорил не то, что думал. Спрашивал не то, что на самом деле хотел узнать. Я всё слышал. Понимал и совсем не злился. Мне было достаточно глаз. Живых, умных и любящих. Но в тот момент глаз не было видно. Уставившись на огромную бесформенную 200-килограммовую массу, в которую он был заключен, я с предельной ясностью ощутил, что это тело ему больше не принадлежало. Оно выглядело бледным, безжизненным и неестественным. Папа повернулся. И это снова был он. В глазах и морщинках вокруг них. Еще немного – в чертах лица. Но всё остальное – и это сложно передать словами – выглядело мертвым. Через месяц он перестал вставать. В больнице обнаружили сепсис. Стало понятно, что это конец.

Сидя на краю ванны, я думал и прислушивался к ощущениям. Несмотря на ночь, проведенную в дороге, совсем не хотел спать. В памяти крутились воспоминания. Когда умер дедушка, почти год меня преследовало чувство вины. Казалось, можно было дать ему больше. Чаще проводить время вместе. Добиться чего-то, чем он мог бы гордиться. Просто быть рядом, когда он уходил. Не сделав ничего из этого, тогда я почувствовал стыд. Но постепенно всё стихло. А сейчас было по-другому. Стыда не было. Со слов мамы, за последний год папа испытал сильное облегчение от того, что мы вновь начали общаться. Я приезжал каждую неделю. Иногда – несколько раз в неделю. Даже в самый лютый карантин, когда все сидели по домам. Папа очень ждал этого. Он не умел проявлять радость. Но было видно, как светились его глаза. Наверное, было бы лучше, если бы перемены со мной случились раньше. К сожалению, раньше не вышло. И в этом не было вины. Ни моей, ни чьей-либо еще.