Честно и непристойно

А еще я поселилась в разделах полезных советов в книжных магазинах. Мне нужно было хоть какое-то утешение — книга, фраза, слова, которые бы меня поддержали. Я купила книгу о расставании, написанную для лесбиянок, и прочитала ее в такси по дороге на работу. Это было в то первое утро, когда я проснулась не в нашей постели. Отныне у нас Гэйбом не было ничего нашего, кроме нашей разорванной помолвки. Шел дождь. Мы ехали по Пятой авеню, и я подтянула колени к груди. Мы стали мною одной на заднем сиденье такси по дороге на работу. Мы остановились у светофора напротив театра «Метрополитэн». Для очередей за билетами было еще рано, только уборщики сновали в желтых дождевиках, да торговец рогаликами раскрывал красный зонтик над своей тележкой. Под скамейками устроились голуби. Мне хотелось послать к черту работу и пойти в отель «Стэнхоп», пить там чай и дремать, сидя за столиком кафе. Может, я встречу иностранца, который предложит мне платок, угостит чаем и сандвичем. Может, я встречу мать, которая сосватает мне своего сына. Я хотела прийти в себя; я была уверена, что, если бы на горизонте виднелись новые перспективы, я бы пришла в себя быстрее. Теперь я знаю, что это не так, и спасаюсь одним чаем.

Я купила ту книгу потому, что разрыв в отношениях у лесбиянок — это так же тяжело, как и крушение серьезного романа. Мы прожили вместе не один год, но не были женаты, и поэтому все считали наши отношения не слишком серьезными. Это неправильно. Когда вы женаты и разводитесь, это привлекает внимание, все знают, насколько это значимо. А вот геям и лесбиянкам сложнее: люди преуменьшают их переживания. Они не понимают, что роман может быть ничуть не менее серьезен, чем брак. Книга будто понимала, как мне трудно и больно.

— Ну разошлись, со всеми такое бывает, — сказала Вермишелли, пытаясь меня утешить. Одним взмахом руки мои чувства были отброшены в сторону. — Скоро ты еще кого-нибудь найдешь. — Как будто так все и должно быть.

Я невольно почувствовала себя лесбиянкой.

— Он идиот, — добавила Вермишелли. — Ему до тебя еще расти и расти.

О Боже, избавь меня от высказываний типа «ему же хуже, а ты только выиграла»! Дело же не в этом. Мы разошлись по разные стороны линии фронта, но я не знала, которая сторона моя. Мне хотелось его возненавидеть.

Все те годы, которые мы прожили бок о бок, он твердил шепотом по ночам: «Я тебя никогда не покину» и заканчивал письма словами «всегда» и «навсегда».

Я не перестаю удивляться тому, как легко разбиваются самые дорогие вещи. Достаточно телефонного звонка, эсэмэски, е-мейла, разговора в чате. Свадьбу, к которой готовились долгие месяцы, можно отменить. Помолвку — разорвать. Достаточно позвонить в компанию, занимающуюся перевозками, и агенту по продаже недвижимости — и вас уже здесь нет. Сложные взаимоотношения, складывавшиеся, как пазлы, из обещаний и признаний в темных театральных залах или на выходе из бара, когда его рука покоилась на ее плече, на заднем сиденье такси или в дождь под одним зонтом — все рушится в один момент. Печально наблюдать, как целая жизнь из обещаний, бывших для нас всем, разматывается, как клубок, с невероятной скоростью.

Мне хотелось на него разозлиться. Сознание того, что я стала жертвой, поглотило меня. Если бы я позволила себе по-настоящему разозлиться, то поняла бы, возможно, что злиться надо на себя. Я знала, что он не готов на мне жениться, но он опустился на одно колено и попросил, и я согласилась. Да. Мне хватило лишь его просьбы, а зря.

Предоставить ему время и свободу, уехать и посмотреть, что получится. Так все и шло. Я плакала перед агентами по недвижимости. Рыдала в метро. Всхлипывала в душе. Незнакомые люди протягивали мне носовые платки. Глядя на людей в метро, я гадала, как это они умудряются продолжать жить, как они не ломаются. Каково это, когда нет нужды ежедневно напоминать себе, что надо дышать и есть. Как я стала ценить мельчайшие знаки внимания! Женщину, которая помогла мне поднять сумку, я благодарила так, словно она спасла меня от внезапной смерти. Малейшее сочувствие на фоне моего отчаяния казалось настоящим даром. Я хотела снова стать такой, как все.

— Уильяма все еще нет, — послышался чей-то шепот возле комнаты жениха и невесты.

То ли его задержали, то ли он опоздал, но я услышала только: «Его нет». Я начала ходить взад-вперед, прижимая руки к животу. Знакомое чувство. Потом стала теребить заусенец. Надо защитить Софи! Я уже обкусывала лак с указательного пальца, как вдруг услышала голос Софи.

— Да ничего страшного, — ответила она на чей-то вопрос, — он приедет.

Без тени волнения она изучала в зеркале свои ресницы. Не представляю, как это ей удавалось.

— Как тебе удается быть такой спокойной? — спросила я, пытаясь найти на ее лице проблески тревоги.

— Очень просто.

— В этом весь твой ответ?

— Потому что я знаю: он меня любит, и все у нас будет хорошо. Я просто знаю это. Знаю, и все.

Меня охватил благоговейный трепет.