Честно и непристойно

— Я вот что хочу сказать. Ей каждый год кажется, что у нее стало лучше со вкусом. Она ведущим каждый раз что-нибудь такое говорит, мол, видите, какая я милая? Я больше не заслуживаю приза «Хуже всех одетая актриса», правда? А ведущие сразу меняют тему разговора, отпуская какую-нибудь дурацкую шуточку.

— Я не понимаю, Стефани.

— Я тоже не понимаю. Разве нельзя нанять стилиста? Очевидно, от семьи и друзей толку никакого. Ну да, они поддерживают ее, когда про нее пишут плохие отзывы, но где они в самый нужный момент? Что они делают, когда она совершает самоубийство путем моды? Похоже, ничего.

— Нет, я не этого не понимаю. Причем тут Кристиан?

— Он попросил поучить его всяким штучкам в постели. Ну, я и попыталась, показывала ему, что мне нравится. Куда, с какой силой, сколько времени, а потом он вылез взмокший, — ну, знаете, какая парилка каждый раз получается из секса под одеялом, — и лицо у него было такое самодовольное. Он выглядел, как Гэйб. А я ничего не почувствовала. С таким же успехом я могла полировать себе ногти. А он решил, что стал лучше, как Дайана Китон. Можно подумать, он тут моде учился, а не страсти. — Она даже не усмехнулась.

— Это интересно. Вы обратили внимание на то, что сейчас сказали? — Ну, а то. Я люблю слушать собственную болтовню. — Вы сказали, что он выглядел, как Гэйб. Не напомнил ли он вам о Гэйбе еще чем-нибудь? — Я задумалась, вертя в пальцах телефонный шнур. — И вот еще, Стефани. Почему вы вообще решили вступить с ним в интимные отношения?

Ого. Похоже, беседа опять намечалась католически-исповедального характера.

— Потому что он хорош собой, а у меня давно никого не было. — Уже четыре месяца.

— А еще?

— Он хотел меня. Он красивый, модный и образованный.

— Понимаю. — Я терпеть не могла, когда она так говорила.

Похоже, сейчас будет что-то важное, и она заставит меня прийти к этому самостоятельно.

— Итак, этот Кристиан — привлекательный мужчина, который сообщил, что вы ему нравитесь, при этом не заехал за вами перед первым свиданием и попросил оплатить половину счета. Правильно? — Тут не требовалось ответа. — Как по-вашему, чьи потребности для него важнее, ваши или его? — Черт. — Он вам никого не напоминает?

— Господи, да что же со мной не так? Разве я ничему не научилась с Гэйбом? Неужели я мало страдала? Зачем я связалась с его иностранной копией?

— Все дело в привычке. Вы привыкли к такому поведению, а ностальгия — приятное чувство. — Вот за такие вещи я ей и плачу. — Вы слишком привыкли к эмоционально недоступным мужчинам, Стефани. К мужчинам, которые удовлетворяют прежде всего собственные потребности. Помните вы, что происходило, когда вы просили Гэйба о чем-то важном для вас?

— Он заявлял, что не терпит спектаклей.

— А на самом деле это значило: он не хочет обсуждать ничего, связанного с эмоциями. — Мне каждый раз доставались специалисты по уходу от обсуждения.

При виде проблемы они скрывались в люке с надписью: «Пассивная агрессия», лишь бы не напрягаться и не обсуждать, таких утомительных вещей, как чьи-то потребности.

— Этот тип мужчин знаком вам лучше всего. Вы это знаете, но вам это не подходит. Постарайтесь вспомнить, о чем мы говорили с вами в последний раз. — В последний раз она прочитала мне лекцию о молоке. Она сказала, что если ребенку, выросшему на скисшем молоке, дадут свежего, он выплюнет его, требуя привычной пищи. — Мы устроены так, что нас успокаивает привычное, даже если это привычное вредит нам. От этого сложно избавиться, но если вы не станете с собой бороться, то так и будете повторять свои ошибки. — Меня ужасала необходимость бороться с собственными склонностями, оценивать все и вся, рассчитывать алгоритмы собственного поведения.

Похоже, трудов требуют не только взаимоотношения. За одиночество тоже приходится платить.

— Я чувствую себя совсем разбитой; мне кажется, что я ничего не могу сделать как следует.

— Стефани, этот алгоритм укоренялся в вас всю жизнь; вы не можете измениться за один вечер. — Отлично, я не разбита.

Я на реконструкции. А Кристиану меня больше не получить.

— Знаете, Стефани, не только Кристиан выступал в стиле Дайаны Китон.

— Что?

— Вы ведь сказали, что у нее наверняка есть друзья, которые дают ей советы, а она по-прежнему совершает ошибки. — Тише. — Если вы очень хотите перемениться, вы обязательно переменитесь. — По щеке у меня скатилась слеза, задев за улыбку.

— Ну, я хоть умею одеваться.

Глава 7 СЕЛЬДЕРЕЙ И ПИРОЖНЫЕ

Оливер Дюран настаивал на том, чтобы заплатить за мою чашку кофе в булочной на Коламбус-авеню.

— Нет, правда мне будет очень приятно, — настаивал он, протягивая кассиру банкноту.

Рыцарство не умерло: оно воплотилось в кубинце ростом сто семьдесят восемь в линялых джинсах и открытых сандалиях.

— Можно к вам присоединиться? — спросил он прежде, чем я успела усесться.

Вместо ответа я поблагодарила его, подошла к пустому столу, поставила на него чашку с кофе и указала на свободный плетеный стул. Я все никак не могла решить, симпатичный он или нет.