Честное пионерское! Часть 3 (СИ)

— Конечно, — сказал я. — Потом тебе перескажу. Если захочешь. Но лучше бы ты послушал самого Фрола Прокопьевича: вряд ли я опишу Юрия Алексеевича так же хорошо, как он.

Павлик кивнул.

— Я… спрошу его, — сказал мальчик. — Потом… наверное. А это кто такой?

Он указал рукой на фотографию двух лейтенантов милиционеров.

— Этот на деда Фрола похож, — сказал Паша. — Только нос другой. И лопоухий.

— Это его старший сын, — ответил я. — А вот этот второй — Михаил Ильич Галустян, начальник Зойкиного отца. Он раньше дружил с сыном Фрола Прокопьевича.

— Раньше? — переспросил Павлик. — А теперь? Поссорились?

Я покачал головой. Посмотрел на чёрно-белый снимок. Подумал, что Пашка не ошибся: уши Якову Лукину достались не отцовские (раньше это не замечал).

— Нет, не поссорились, — сказал я. — Яков Фролович Лукин умер. Давно. Ещё до твоего рождения.

— А что с ним случилось? — спросил Паша.

— Его застрелили, — ответил я.

— Кто?

— Не знаю. И Фрол Прокопьевич не знает. Преступника так и не нашли.

Я покосился на Лукина — тот громогласно отсыпал Надежде Сергеевне комплименты (будто надеялся отбить у Виктора Егоровича невесту). Раскрасневшаяся от смущения Надя улыбалась. Виктор Солнцев потягивал из бокала вино, тыльной стороной ладони потирал нос.

— Только ты не спрашивай Фрола Прокопьевича об убийстве его сына, — сказал я. — Он не любит о нём вспоминать. И очень расстраивается от таких разговоров.

Пашка с серьёзным видом кивнул.

— Не буду, — сказал он.

И тут же ткнул пальцем в следующую фотографию.

— А это кто рядом с дедом Фролом? — спросил мальчик.

— Это его отец…

Я продолжил рассказ о людях, что окружали Лукина на фотографиях. Вкратце пересказал Солнцеву биографию родителей Фрола Прокопьевича Лукина (говорил едва ли не слово в слово то, что слышал о них от генерал-майора). Описал и жизненный путь самого Фрола Прокопьевича. Некоторые свои слова подтверждал, указывая на фотографии. Подумал вдруг, что рассказ о подвигах лётчика Лукина получился бы не скучнее, чем сказка об Игоре Гончарове. Решил, что подброшу отцу идею: написать биографию ветерана Великой Отечественной войны Лукина. Предложу сделать историю похожей на книгу «Три Дюма»: о подвигах трёх поколений Лукиных (дед Фрола Прокопьевича сумел прославиться в Первую Мировую). Многие снимки Паша рассматривал подолгу (в особенности те, на которых позировали военные). А некоторым доставался лишь его мимолётный взгляд (я удивился, когда мальчик не удостоил вниманием покойного генсека).

Мальчик прошёл мимо фотографий и замер рядом с сервантом.

Я подошёл к нему.

— Ух, тыыы! — выдохнул Павлик. — Миха, видал какой здесь ножик?!

Солнцев указал на моего старого знакомца — на стоявший за стеклом на блестящей подставке (убранный в ножны) немецкий кинжал.

— Это оружие немецких охранных отрядов, — сказал я. — По-немецки их название звучит, как «Schutzstaffel» — сокращенно: «СС». Конкретно этот клинок — образца тысяча девятьсот тридцать шестого года. Он похож на стандартный кинжал тридцать третьего года, за исключением внешнего вида ножен. К ножнам добавили подвес из двойной цепи и обоймицы для его крепления. На этом экземпляре подвес отсутствует. Фрол Прокопьевич говорил, что получил клинок уже без подвеса.

Я ткнул пальцем в стекло.

— Вон, видно места крепления, — сказал я. — Там был подвес с чередующимися изображениями рун СС, черепа и костей. Цепь состояла из двух верхних звеньев и четырёх нижних. И соединялась на никелированном карабине, похожем на лист клевера. Но этот подвес, похоже, остался в подбитом самолёте. Или его спёрли пехотинцы, что нашли погибшего немца.

Я пересказал Паше историю кинжала — ту, что начиналась с выигранного Лукиным воздушного боя.

И заявил:

— Если ты достанешь клинок из ножен, то увидишь на нём надпись: «Meine Ehre heisst Treue». Она переводится на русский язык как: «Моя честь — верность». Это немного изменённая фраза Адольфа Гитлера: «Эсэсовец, твоя честь называется верность». По утверждениям, она была в одном из писем Гитлера. И уже Генрих Гиммлер сделал на её основе девиз охранных отрядов.

Павлик покачал головой.

— Миха, откуда ты всё это знаешь? — спросил он.

— Много читал… когда болел, — сказал я.

Солнцев снова приблизил лицо к стеклу. Он разглядывал рукоять кинжала (руническую круглую эмблему СС) и ножны (соединённые свастики на средней обоймице). Я отметил, что моя первая реакция на это оружия была похожей: тоже всматривался в продукт немецкой промышленности, рассматривая на нем мельчайшие детали. Пашка обернулся. Он настороженно взглянул в сторону болтавших за столом «взрослых» (от громкого голоса генерал-майора чуть дрожали стёкла). Потом посмотрел на меня.

— А можно… посмотреть? — спросил Солнцев.

— На кинжал? — переспросил я.

— На немецкую надпись, — уточнил Паша.