Честное пионерское! Часть 3

— Теперь наши бабы до конца года будут обсуждать, как сынок маманю сжёг на костре. Смотрел, Мишаня, что эти индийцы творят? Нашего-то Устиныча на Красной площади сжигать не будут. У кремлёвской стены, небось, похоронят. А вот Щёлокова рядом с Кремлём не положат — теперь уж точно. Затоптал его Юрий Владимирович. Когда, говоришь, Николай Анисимович застрелится?

— Тринадцатого декабря! — прокричал я, не дожидаясь привычного «говори громче». — А из КПСС его исключат седьмого декабря. Щёлоков застрелится из охотничьего ружья на даче в Сосновом Бору. На следующий день после того, как его лишат государственных наград. Но перед этим напишет генсеку письмо, где скажет, что ни в чём не виноват и попросит оградить от неприятностей его детей.

Фрол Прокопьевич дёрнул головой, будто у него проявился нервный тик. Бросил взгляд на рамки с фотографиями на стенах (будто выискивал взглядом конкретное фото). Оттопырил губы.

— Что ж… посмотрим, — необычно тихо произнёс генерал-майор.

* * *

В начале двенадцатого Фрол Прокопьевич выключил телевизор. Репортаж о работе строителей Байкало-Амурской магистрали и праздничный концерт мы не смотрели — перебрались из гостиной в кухню. Невестка пенсионера в полдень накормила нас обедом (принесла его с собой в банках, разогрела на плите), перемыла посуду. В кухне мы с пенсионером всё больше разговаривали о кактусах. Лукин доказывал, что кактусы — недотроги. Уверял, что эти растения пусть и неприхотливые, но не любят лишнего внимания — излишние манипуляции с этими растениями запросто приводят к их гибели.

Поучаствовала в беседе и невестка Лукина (её недоверие к моей персоне уменьшалось с каждым днём, но пока не исчезло). Для неё тема кактусов оказалась неновой. Женщина сыпала такими подробностями, что я поверил: со свёкром она общалась о комнатных растениях не первый год — «нахваталась мудрости». После её ухода мы вернулись в гостиную. Фрол Прокопьевич задал мне накопившиеся после нашей с ним прошлой встречи вопросы. Делал пометки в тонкой ученической тетради. Причём, о многом спрашивал, опираясь на шпаргалки (он заранее составил план нашей сегодняшней беседы).

Сегодня он сделал упор на международную обстановку в ближайшие годы — расстроился, что я сумел поведать о ней немногое (да и то — лишь в общих чертах). Когда озвучил все запланированные вопросы, Лукин пересел с дивана за стол. Туда он принёс папки с записями моих предыдущих рассказов (из школьных тетрадей пенсионер их аккуратно переписывал на серые листы). Я остался в кресле, рядом с журнальным столиком. Потягивал из большой чашки остывший чай, посматривал на шуршавшего бумагами генерал-майора, любовался настенной фотогалереей и расставленными по комнате кактусами.

Генерал-майор поправил дужки очков, взял из стопки бумаг исписанный мелким почерком лист. Провёл пальцем по строкам (шевелил при этом губами). Ярко светило в окно солнце (висевшие на стекле подвески с кашпо отбрасывали длинные тени). Фрол Прокопьевич включил ещё и настольную лампу. При ярком свете его волосы поблёскивали, будто в них запутались серебристые искры. Лукин выпрямил спину (стул под ним едва слышно скрипнул). Покачал головой, постучал по странице пальцем, словно помечал для себя опредёлённую собственноручно записанную фразу или привлекал к ней моё внимание.

— В начале второго по московскому времени, в субботу двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года — взрыв на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АЭС, — прочёл Лукин. — Это отрывок из нашего прошлого разговора, Мишаня. Я много размышлял над твоими словами. Но… что-то в твоих рассказах не клеится. Вот не верю я в аварию на АЭС. И никто не поверит.

Он повернулся ко мне, хмыкнул.

— Я всё ещё не понимаю, как такое может произойти, — сказал Фрол Прокопьевич. — Вот… не понимаю — и всё тут! Это же атомная электростанция! Понимаешь?

Генерал-майор взмахнул рукой.

— Ты хоть представляешь, Мишаня, сколько там степеней защиты?! В том числе от взрывов, пожаров, наводнений и даже от ядерной войны! Представляешь?!

Фрол Прокопьевич запустил руку себе под рубашку, потёр грудь с левой стороны. В воздухе всё ещё чувствовался мятный запах: сразу после трансляции парада пенсионер прогулялся в свою спальню, проглотил там порцию лекарства. Я пожал плечами.

Признался:

— Плохо представляю, Фрол Прокопьевич.

Пожал плечами.

— Я тоже в этих делах не очень-то разбираюсь, — сказал Лукин. — Но я верю, что такие серьёзные и важные проекты создавались неглупыми людьми. Советскими людьми! Понимаешь? Даже не сомневаюсь, что при проектировании и строительстве АЭС наши инженеры предусмотрели всё — вплоть до падений метеоритов и прямого саботажа. Иначе и быть не могло! А тут…

Он опустил взгляд на бумагу.

— …Плановая остановка четвёртого реактора, испытание оборудования…

Генерал-майор фыркнул.