Честное пионерское! Часть 4

— Мы толком не понимаем пока, как у него «это» работает, — сказал Юрий Фёдорович. — Вполне возможно, что пуля для «этого» и вовсе не годится?

Он пощёлкал пальцем.

— Кинжал, верёвка, — сказал Каховский. — С ними всё получилось… кажется. Но их преступники держали в руках. Не знаю, как там всё «это» происходит. Может… нужна не пуля, а пистолет?

Зоин отец взглянул на меня; вопросительно вскинул брови. Он будто ожидал, что я подробно объясню механику своих «приступов». Но я лишь пожал плечами (подо мной скрипнули пружины дивана). Я пока ещё и сам толком не разобрался в полученных в наследство от Миши Иванова умениях.

— Пистолет? — переспросил Лукин.

Он сжал пулю в кулаке — сильно (побелели обтянутые тонкой кожей пальцы). Посмотрел не на меня и не на Юрия Фёдоровича — бросил взгляд через плечо на фотопортрет своего старшего сына. Резко, судорожно вдохнул, потряс зажатой в правой руке пулей. Посмотрел на Каховского.

— Пистолет тогда не нашли, — сказал Фрол Прокопьевич. — Оружие преступник унёс с собой — это точно. Отряды милиции обыскали каждую кочку и закоулок в Яшином подъезде и в его дворе; перерыли все ближайшие дворы и сквер. Я читал рапорты — поиски длились два дня.

Лукин покачал головой. Невидящим взглядом уставился на окно. Солнечный свет отразился в его глазах; позволил мне разглядеть каждую чёрточку на лице ветерана. Розовых пятен на щеках Фрола Прокопьевича я не увидел. Его кожа вновь стала привычно бледной. Но мне почудилось, что количество штрихов-морщин на ней заметно прибавилось.

— Может… попробуешь, ещё разок, Мишаня? — спросил генерал-майор. — Чуть позже…

Он не договорил — посмотрел мне в глаза.

Я тут же заверил:

— Конечно, попробую, Фрол Прокопьевич!

Лукин поблагодарил меня едва заметным кивком.

— А может, и не в пуле дело, — подал голос подполковник милиции. — И даже не в пистолете. Возможно, это «гляделка» у нашего пионера сломалась. Пару раз сработала: на кинжале, да на шнуре. И перегорела, как тот предохранитель в телевизоре.

Пенсионер метнул в Каховского хмурый взгляд; но промолчал.

— Я завтра зятька снова проверю, — пообещал Зоин отец. — Есть у меня для этого на примете одна вещица. С весны над одним происшествием голову ломаем. За полгода — никаких подвижек. Радует, что хоть это дело высокое начальство не потребовало закрыть до ноябрьских праздников.

Фрол Прокопьевич вынул из кармана конверт, с видимой неохотой уронил в него пулю — будто простился с надеждой на чудо. Словно невзначай мазнул взглядом по фотографиям на стене. Сложил конверт пополам и положил его поверх блокнота на стол.

— А ты что думаешь, Мишаня? — спросил Лукин. — В пуле всё дело?

Он указал на стол.

— Подменили её? Или всё же понадобится пистолет?

Генерал-майор будто по привычке потёр халат на груди.

— А может, Юра прав? — спросил он. — Сломалось твоё чудо-умение?

— Возможно дядя Юра и не ошибся, — сказал я.

Пожал плечами.

— Но только вчера у меня дважды случился «приступ» — моё «умение», как вы сказали, прекрасно работало.

Каховский сощурил левый глаз, склонил голову.

— Дважды? — переспросил он.

Я не ответил. Слез с дивана и прогулялся в прихожую. Вынул из кармана своего пальто свёрток — принёс его в гостиную и положил на стол рядом с конвертом.

— Что это? — спросил Юрий Фёдорович.

Фрол Прокопьевич тоже взглянул на свёрток.

— А это нож, дядя Юра, — ответил я. — Тот самый нож, которым убили Оксану Локтеву.

Глава 5

Солнце спряталось за тучу. Перестал искриться облепивший оконные рамы снег, исчезли со стен комнаты тени кактусов, уже не блестела люстра, яркое окно теперь не отражалось в стёклах шкафов. Я снова хорошо видел на полках корешки книг и расставленные на их фоне предметы. И уже не жмурил глаза. На диван я не вернулся — замер около стола. Посматривал на Каховского и Лукина. Их лица будто потемнели и помрачнели. Фрол Прокопьевич уставился на свёрнутое полотенце (ночью я полотенце постирал, чтобы избавить его от мерзкого запаха). Но мне казалось, что генерал-майора оно не заинтересовало: тот словно мысленно сейчас был далеко от этой комнаты и даже от этого времени. Юрий Фёдорович тоже не ринулся заглядывать в свёрток. Он лишь коснулся его взглядом и тут же посмотрел мне в лицо.

— Я так понимаю, зятёк, ты уже видел, как убивали Локтеву, — сказал Каховский. — Раз твердишь, что твоё «умение» сработало вчера во второй раз. И ты уже в курсе, кто это сделал. Ведь знаешь же, Иванов?

Я кивнул.

Аромат роз я уже не чувствовал. А вот геранью в комнате всё ещё попахивало. И этот запах не заглушали ни лекарства Лукина, ни одеколон Зоиного отца, ни блины и мятный чай.

— Так может, расскажешь нам, как там всё было? — сказал Юрий Фёдорович.