Честное пионерское!

Карамелька не удержалась за зубами — нырнула мне в горло. Я замер от неожиданности, поперхнулся. Но потом снова чихнул (не так эффектно, как в первый раз). Оросил слюной и ноги, и простыню. Прижал к губам ладонь. Конфета не выскочила наружу (хотя я готовился её поймать: боялся выронить карамельку на пол). Застряла в трахее. Кашлянул. Выдохнуть не сумел: напора воздуха из лёгких не хватило, чтобы сдвинуть преграду. Попробовал вдохнуть — тоже не смог. Ударил кулаком себя в грудь. И ещё раз — получилось больно. Резко согнулся, чтобы срыгнуть карамельку на кровать.

Но конфета не двинулась с места. Будто пробка она перекрыла путь воздуху, заставила меня беззвучно разевать рот в тщетных попытках восстановить дыхание. Я резко отшвырнул книгу (та взлетела вверх, зашелестела страницами — в ней будто заработал мотор), соскочил на пол. Правая нога вступила в тапок. А левая промахнулась (ударилась о линолеум — звук от удара получился мерзкий, похожий на чавканье). Я долбанул рукой по кровати: пытался зашуметь, позвать на помощь. Но громким звук от удара не получился — зато он усилил мою панику. Я шагнул к выходу из палаты, но запутался в ногах, повалился на пол.

Из глаз хлынули слёзы — от обиды и страха. Локти и колени громыхнули знатно. Я почувствовал боль, но не обратил на неё внимания. Потому что стучал себя в грудь, царапал шею ногтями. Судорожно выгибался: пытался вдохнуть — не получалось. Не смог и закричать. Долбил по полу коленками, пробираясь на четвереньках к выходу. Вот только сквозь слёзы не разбирал, куда ползу. Врезался плечом в стену. Вздрогнул всем телом. Закружилась голова. Волны паники холодом прокатились по коже — покрыли мурашками руки. Я заскрипел зубами — не понимал, что делать. На лбу проступила испарина. В глазах потемнело…

* * *

— …Припадочный, слышишь меня?!

Я приподнял веки. Едва разлепил их: глаза наполняли слёзы. Сквозь влажную пелену увидел конопатые скулы и нос соседа по палате. Не сразу его узнал. Потому что мысленно всё ещё пребывал на полу. Вдохнул зловоние из его рта… Отметил, что дышу свободно. Конфету в трахее не чувствовал. Да и головокружение исчезло. А вот холодок по телу всё ещё прокатывался. Едва ощутимый.

Но я его точно чувствовал. Это было новое для моего сна ощущение. Оно затмило воспоминания о карамельке. Потому что я понял, что не читал по слогам книгу, и не валялся по полу, силясь вдохнуть воздух. То был очередной «сон во сне».

Рыжий парень неуверенно улыбнулся.

— Наконец-то! — сказал он. — Очнулся.

Конопатый замахнулся книгой — той самой, которую читала Надя Иванова, и которую я только что видел в своём видении (во сне?).

— Дать бы тебе… по башке, — сказал парень. — Напугал меня!

Он опустил руку, ударил корешком книги по кровати — несильно, будто нехотя. Шмыгнул носом.

Я вздохнул: снова поймал себя на мысли, что очень хочу открутить этому рыжеволосому ребёнку его покрытые веснушками уши.

— Ты и точно припадочный, — сказал парень. — Закатил глаза — я чуть не описался от испуга. Видел бы ты себя со стороны! Жуть. Тормошу тебя — а ты как тот покойник. Подумал, что ты не дышишь. Не знал, что делать. Уже хотел бежать за врачихой!

— Не надо, — произнёс я.