Честное рядовое

У него полное, чуть приплюснутое лицо, и чем-то он вообще напоминает Швейка.

Судорожно отдаю честь.

— Никак нет, товарищ старший сержант! Ничего не надо!

— Тогда свободен. — И глазам моим вновь предстаёт обложка классика.

Естественно, что я начинаю высматривать в казарме этого удивительного книгочея, но высмотреть нигде не могу. Да уж не привиделось ли мне?

Нет, не привиделось. Вскоре «дед» Сапрыкин забирает меня на «старт» — и мы встречаемся вновь. Старший сержант Боря Котов. Любимчик комбата. Оба помешаны на строительстве. Ну и на технике тоже.

Считается, что «дембеля» ноябрьского призыва — самые хреновые люди. Пример — рядовой Горкуша. Однако Боря Котов тоже «дембель», тоже выслужил полное право на безделье, но безделья он не выносит. Не нашлось под рукой «Подростка» Достоевского — пойдёт варить арматуру. Позже я прочту у Аристиппа: «Если все законы уничтожатся, мы одни будем жить по-прежнему». Это он о себе и о старшем сержанте Котове.

Воскресенье. Зевотный день. Солдаты бродят по жаре, спят в теньке, только что от мух зубами не отщёлкиваются. Сидим в курилке. Боря с отвращением давит окурок: «Не могу без работы. Сейчас соберу нарядчиков — и бетон месить».

Спасибо тебе, Боря Котов! Ты думаешь, почему я, пенсионер, сейчас всё это пишу? Потому что иначе осатанею от безделья.

Очень мне хотелось с ним подружиться. Но особой дружбы не вышло. Хотя откровенные разговоры случались.

Как-то ночью во время перекура мы лежали на тёплом бетоне (он остывает к пяти утра), луна была — круглее не придумаешь, и Боря рассказывал о службе до моего призыва. По сравнению с тем, что раньше, сейчас здесь курорт. Асфальты, бетоны, казармы — всё это проложили и построили сами солдаты. Нет такого объекта, где бы он не работал. Рассказывал, не хвастаясь, а как-то тихо удивляясь тому, что столько сделано.

И дедовщина, по его словам, была в ту пору другая. Страшная.

— Я тогда решил, стану «дембелем» — никогда так по-сволочному не буду гонять молодёжь, как меня гоняли.

Странное у него лицо. Грустное, но с какой-то дурашливой иронической улыбкой. А родители — учителя.

В речах бесстрашен и ничего не стесняется:

— Чего это меня опять в начкары? Сегодня Сугоняка. Я его боюсь — он меня в караулке буханкой побил…

Любимое присловье:

— Пусть ругают, пусть. Лишь бы не били.

Любопытно, что о «Подростке» Достоевского речь у нас с ним так и не зашла ни разу.

— Знаешь… — признался он мне однажды (было это, по-моему, во время дренажных работ по отводу воды в овражек). — Мы долго к тебе приглядывались и одного не могли понять… Почему ты не стучишь?

Удивление было настолько сильным, что я даже не смог оскорбиться.

— Боря… — растерянно сказал я, опершись на лопату. — А что… во мне есть внешне… что-то такое… стукаческое?

— Но у тебя же высшее образование, — напомнил он.

Вон оно что! Действительно, как-то даже неловко получается. Развалил к чертям всю концепцию. Высшее образование — и вдруг не стукач.

Отрывок № 11

В упор не помню, как мы подружились с Марасановым. Кажется, он резко подошёл ко мне в казарме и отрывисто задал какой-то неожиданный вопрос. Впрочем, других он и не задавал. За глаза его дразнили философом. Но только за глаза. Во-первых, «дембель». Причём, пришлый — откуда-то с Памира. Во-вторых, дикая физическая сила. Житейски хитёр и наивен одновременно. Правильные крупные черты лица. Очки. Но слово «очкарик» — под запретом. Когда он их снимает, шутнику становится не по себе.

В отличие от Бори Котова досуг ему не страшен. Есть чем заняться. Ефрейтор Марасанов изучает жизнь.

Вот он заметил у меня фотографию.

— Жена?

— Жена.

— Дай посмотреть.

Даю. Смотрит. Долго смотрит. Думает.

— Знаешь, я твою жену представлял совсем по-другому.

Возвращает фото. Целый день молчит, что-то там про себя обмозговывает. Наконец подходит.

— Слушай, Женя, а тебе с ней легко жилось?

— Мне без неё тяжело живётся, Володя.

Вновь задумывается. Всё это для него очень серьёзно. Кстати, убил меня фразой: «Что мне в тебе нравится — это простота». По-моему, он первый до такого додумался. В некотором роде пионер.

— Завидую, — изрекает. И удаляется.

Позже выяснилось, что о моей семейной жизни Володя расспрашивал не просто так, — самогó невеста ждала на «гражданке». Уйдя на дембель, он пришлёт мне письмо. Дождалась. Редкий, чуть ли ни единственный на моей памяти случай.

* * *

Иногда, правда, может скроить глубокомысленную мину и такое загнуть, от чего иного, глядишь, и столбняк хватит. К примеру: «Знаешь, по-моему, конечная цель человека — бессмертие».

(Уж не с этой ли фразы завязалось наше знакомство?)

Полагаю, он пытался таким образом выйти на одну со мной волну, показать, что диплом дипломом, а и мы-де тоже не лыком шиты. Воистину, так.

Одно лишь то, что ефрейтор Марасанов составил и держит в голове картотеку на всех интересных, по его мнению, людей дивизиона, ошеломляло. Мало того, он в каждом, представьте, подозревал хорошего человека, искренне считая, будто грязь и дерьмо — не более чем внешний слой, а под ним — нечто светлое и настоящее.

Очень потешно досадовал, если ничего такого не обнаруживалось.