Честное рядовое

Невероятная личность. Особенно на фоне группы дивизионов «Тантал».

Вежлив, даже застенчив, но так только кажется. На самом деле азартен и редкостный проходимец.

Возвращается из самоволки, ему говорят:

— А тебя комбат искал.

Марасанов исчезает на пару часов, приводит себя в порядок — и предстаёт перед комбатом трезвенький, чистенький. Уставной.

Начинается поединок двух интеллектов.

— В самоходе был?

— Никак нет, товарищ майор! Робу на запруде стирал. Сохнет сейчас на позиции — могу показать…

С одной стороны, не родился ещё тот самовольщик, которого не смог бы расколоть «дед» Сапрыкин. Хотя, с другой стороны, не родился и майор, способный расколоть ефрейтора Марасанова с помощью косвенных улик.

Тем более что роба и впрямь сохнет на позиции.

Допрос с пристрастием долог, громок и бесплоден. Наконец комбат видит, что ни хрена не добьёшься, машет рукой и, плюнув, уходит. Нет, он, конечно, может взыскать и без чистосердечного признания, но это, согласитесь, как-то не совсем по-спортивному.

А Марасанов тревожно задумывается. В душе неприятный осадочек. И некий бесёнок подбивает изнутри на озорство.

На следующий день:

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

— Ну?..

— Товарищ майор, я вам вчера соврал. Я в самоходе был.

Долгое недовольное молчание. Комбат, покряхтывая, берётся за козырёк и сдвигает его ещё на миллиметр ниже.

— А то не был, что ли? — сердито отзывается он наконец. — Иди работай…

Из этого вовсе не следует, что «дед» Сапрыкин у нас добренький.

Прибыл из карантина этакий долговязо-нескладный щеночек. И глаза у него щенячьи, и фамилия — Левша. Воспитан бабушкой, привык, чтобы жалели. Хромает. Ждёт сочувствия.

Комбат: «Что хромаешь?»

Левша (страдая): «Сапогом натёр, а потом шпалу на мозоль уронил».

Комбат: «Вот тебе один наряд за то, что сапогом натёр. Вот тебе другой наряд за то, что шпалу на мозоль уронил».

Это, я понимаю, педагог!

Отрывок № 12

Вот загадка — в княжеской иерархии Древней Руси почему-то бытовал вполне современный мне казарменный жаргон: «деды», «сыны», «сыновцы»… Может, прав Пушкин — и не было у нас никакого феодализма? А была самая обычная дедовщина, просто не знал тогда этого словца Александр Сергеевич.

Корпел я однажды над повестью, где в качестве персонажа участвовал некий уголовник, и понадобился мне словарь блатной музыки. Открыл я его и слегка оторопел, сразу же наткнувшись на несколько древнерусских слов: «смага», «сквара», «мисюрка»… В литературном языке все они повымерли, а в лагерном жаргоне остались. Вот я и думаю: а ну как с дедовщиной то же самое?

В группе дивизионов «Тантал» семейная терминология распространялась не только на нижних чинов, но отчасти и на офицеров. Сапрыкин, само собой, «дед», а начштаба подполковник Ляхович — «папа».

Оба, кстати, друг друга недолюбливали. Причиной, скорее всего, была элементарная ревность: подполковник (сам в прошлом командир какого-то там дивизиона) тоже очень любил строить, каковой возможности его теперь лишили.

Бывший боксёр-тяжеловес, говорил он несколько в нос (неоднократно проломленный), чем внушал личному составу особый трепет.

— Ну кто так строит? — презрительно гнусил он. — У меня в дивизионе перед тем, как стройку начать, свинью кололи…

В минуты бешенства «папа» терял голос — и это было ещё страшнее.

Отрывок № 13

Оказывается, Марасанов не читал Гашека. А дома «на гражданке» у нас имелся лишний экземпляр «Похождений». Попросил жену прислать. Прислала. И Марасанов понял наконец, как надо жить.

— Слу-шай! — с уважением говорил он. — А Швейк-то гений! Прикинулся идиотом — и никаких проблем…

Ну и, понятно, загорелся мыслью воплотить теорию в практику — такой уж темперамент.

Сидим в курилке и, как несложно догадаться, курим. Подходит лейтенант, фамилию которого я забыл. Помню только, что был он похож на повзрослевшего моего двоечника Сашу Экка — такой же маленький, рыжий, зеленоглазый. По слухам, угодил на «Тантал» прямиком из кремлёвских рот. Что-то, видать, натворил, а может, росточек подвёл. Печатал шаг на плацу — бесподобно, но больше ничего не умел — всё ушло в строевую подготовку.

И вот, стало быть, подходит он к курилке. Достаёт сигареты.

— Встать! — рявкает Марасанов. — Смирно!

Немая сцена. Окурки останавливаются на полдороге к приотворившимся от изумления ртам. Все смотрят на ефрейтора, потом на лейтенанта, потом снова на ефрейтора.

— Встать, вам говорят! Вы что, не видите, кто к нам пришёл?!

Лейтенант смертельно на него обиделся и наябедничал комбату. «Дед» Сапрыкин, встретив Марасанова, был, как всегда, лаконичен:

— Два наряда вне очереди.

— За что, товарищ майор? Старший по званию подошёл — положено по Уставу приветствовать…

— Ты ещё со мной тут дурака поваляй! «За что…»

Ефрейтор Марасанов исполнен уныния. Вечером сидим на дюралевом приступочке ангара, опять-таки курим.

— Не вышло, — сетует он. — Все уже знают, что не идиот. Никто не поверит. Эх, раньше бы…

Отрывок № 14