Честность свободна от страха

Под болтовню Крамма они переместились во вторую комнату. Выпили еще по рюмочке. Вся мебель в конторе, как сообщил детектив, осталась еще от прежних владельцев, довоенная. Кое-что пришлось выбросить, конечно, кое-что — отремонтировать. Диван выглядел заслуженным ветераном, однако оказался невероятно удобным, на нем хотелось развалиться и никогда не вставать. Во время разговора Крамм вскакивал, размахивал руками, то включал настольную лампу с мозаичным стеклянным абажуром, то выключал ее. Потом вдруг замолчал, замер и уставился Шпатцу в лицо.

— Нет, не может быть!

— Что случилось, герр Крамм?

— Мне не дает покоя твое лицо, Шпатц, — Крамм приблизился вплотную. — Оно мне кого-то здорово напоминает, но я не могу вспомнить, кого именно, и меня это угнетает.

— Герр Крамм, я могу просто назвать ее имя…

— Нет! — Крамм отвернулся и снова заходил по комнате. — Будет скучно, если это окажется просто какая-то вейсландская девица. Таких было сотни!

С одной стороны, Шпатцу было нечем гордиться — имя его матери не было ни его достижением, ни его победой. С другой — ему очень нравилось замешательство на лице самодовольного и самоуверенного Крамма. А тот еще раз обежал комнату, от двери поглядел на Шпатца через пальцы, сложенные квадратной рамкой, снова включил лампу. Потом снова выключил.

— Фогельзанг! Ты выглядишь как Фогельзанг, вот почему ты так нелепо смотришься на моем диване!

Шпатц улыбнулся, но продолжал молчать.

— Ты хоть знаешь, кто это?.. Хотя по лицу твоему довольному вижу, что знаешь! Во время войны Карла штамм Фогельзанг погибла в люфтшиффе, думали, что Блум была вместе с ней, но тело ее никто не нашел. Твоя мать — Блум штамм Фогельзанг?

Глава 4

Und der Haifisch der hat Tränen
Und die laufen vom Gesicht
Doch der Haifisch lebt im Wasser
So die Tränen sieht man nicht

(И у акулы есть слёзы,
И они бегут по лицу,
Но акула живёт в воде,
И слёз не видно).

Haifisch — Rammstein

— Просыпайтесь, герр Грессель! — Шпатц с трудом открыл глаза. За окном было сумрачно, редкие капли дождя отбивали по подоконнику рваный ритм. Расставаться с одеялом не хотелось. Хотелось повернуться на другой бок, и… — Герр Грессель, уже утро! Вам пора просыпаться!

— Спасибо, герр комендант, — Шпатц медленно сел на кровати и спустил ноги вниз. Поежился. Скинул с себя одеяло и прошлепал к зеркалу. Пригладил растрепанные волосы.

— Ты будешь приходить в контору к восьми утра, сортировать почту и следить, чтобы к моему приходу чайник был горячим. Затем занимать свое рабочее место и ждать посетителей, — так звучал официальный инструктаж Крамма.

— И все?

— Разумеется, нет! Еще ты будешь приводить в порядок мои старые бумаги, заодно познакомишься с моей работой. А потом… Впрочем, пока этого достаточно. Остальное оставим, когда ты войдешь в курс дела.

Шпатц зачерпнул немного зубного порошка из жестяной коробочки и сунул щетку в рот. Он чувствовал себя уставшим. Слишком рано приходилось вставать, чтобы успеть добраться до конторы Крамма к восьми утра. Ластвагены начинали ходить с половины девятого, так что приходилось идти пешком, а путь был неблизкий. Шпатц отхлебнул воды, прополоскал рот и сплюнул сладковатую жижу в жестяную кружку. Потер щеку и решил, что сегодня можно еще не бриться. Натянул халат, сунул ноги в шлепанцы и поплелся в конец коридора к туалету.

— Здесь в Шварцланде очень легко стать предпринимателем, — рассказывал Крамм. — Кайзер любит и поощряет деловую инициативу. Достаточно просто подать заявку в гешефтштелле. Тебя примут с распростертыми объятиями, разве что розовыми лепестками не будут осыпать… Но многочисленные льготы, консультации и безвозмездный ханделгелд выдадут практически без бюрократических проволочек. И первые три месяца ты даже не должен платить налоги. Звучит отлично, правда же? Но не все так просто.

— Хандельгелд?