Честность свободна от страха

Комнаты Сигилд оказались под самой крышей — спальня, гостиная и фонарь-оранжерея — угловой стеклянный балкон, заполненный яркими тропическими растениями. Среди рукотворных джунглей стоял очень удобный на вид диван и торшер с абажуром в форме исполинского желтого цветка.

— Наша фройляйн любила читать, — устроившись на диване заметил Крамм. — В гостиной огромный шкаф с книгами, ты обратил внимание, герр Шпатц?

— Любовные романы, — Шпатц поднял с пола рядом с диваном потрепанный томик. — «Жаркие ночи», Кента Каутица.

— Практически коллекционное издание есть у нашей фройляйн, — Крамм выхватил книгу из рук Шпатца. — Это стихи. Лет десять назад их запретили, как почти всю эротическую литературу, и большуя часть книжек, скрашивавших одинокие дни и ночи, сожгли в кострах. Меньше, чем через год запрет пересмотрели, было признано, что фривольная литература не только не вредна, но и полезна, но далеко не все переиздавали. Как, например, вот эти пошлые стишата.

— Здравствуйте, герр Крамм! Вы за мной посылали, чем я могу быть вам полезна?

Женщина появилась в дверях «фонаря» бесшумно, но не совсем неожиданно. Неторопливого слугу пришлось всю дорогу до покоев девушки убеждать, что прислать горничную, которая обычно убирается в комнатах Сигилд, не будет нарушением инструкции фрау. Горничная была высокой пожилой дамой с бесцветным неэмоциональным лицом и внимательными светлыми глазами. Платье ее было того же пурпурного цвета, что и ливрея встретившего их слуги. Волосы тщательно зачесаны и спрятаны под шапочку. Платье было длинным, сшито по моде столетней давности и, должно быть, страшно неудобное — узкий ворот, скорее всего, натирал шею, а длинный подол мешал перемещаться по многочисленным лестницам особняка.

— Вы Мартина? Горничная фройляйн Сигилд?

— Да, точно так, герр Крамм. Я знаю, что фройляйн пропала и очень за нее беспокоюсь. Если могу помочь вам в поисках, я готова.

— Давайте переместимся в гостиную и поговорим, — Крамм вскочил с дивана для чтения, бросил на него книжку стихов, и все вернулись в комнату с книжным шкафом, круглым столом, софой, несколькими пуфиками и двумя креслами. Мебель была далеко не новая и не была единым ансамблем. Вообще все комнаты Сигилд выглядели чужими в роскошном особняке Пфордтенов.

— Отец отказывал дочери в содержании? — Крамм устроился на одном из пуфиков. Из потертого темно-зеленого бархата. — Мебель выглядит так, будто ее купили с аукциона для обнищавших аристократов.

— Фройляйн Сигилд не нравился новый дом, — Мартина осталась на ногах, кивком отвергнув предложение присесть. — Эта мебель из старого дома, она просто обставила комнаты тем, что осталось.

— А что случилось со старым домом?

— Ничего. Просто Клаус пакт Пфордтен построил новый дом, в хорошем месте, и полгода назад семья перебралась сюда. Вещи из старого дома были распроданы, часть забрала себе Сигилд. Она была привязана к поместью Вассерфал, хотела сохранить хоть что-то…

— Старый дом был продан?

— Нет. Просто стоит пустой, насколько я знаю, хозяин пока не решил, что с ним делать.

— Каких вещей фройляйн Сигилд не хватает? Что она взяла с собой?

— Очень многое, герр Крамм! Такое впечатление, что она несколько дней перевозила вещи. Я занимаюсь проветриванием ее шкафов раз в неделю. Когда она исчезла, я проверила ее вещи, но почти ничего не осталось.

— То есть, возможно, она готовилась сбежать еще до того, как отец договорился о ее удачном замужестве?

— Думаю, да.

— Тогда другой вопрос… Кстати, фройляйн Мартина, вы давно работаете у Пфордтенов?

— Двадцать три года. Я была камеристкой фрау до ее замужества.

— Великолепно! Подумайте, фройляйн Мартина. Какие вещи она должна была бы взять, но не взяла? Есть что-то, что она бросила?

— Она не взяла ни одну из книг. Фройляйн Сигилд всегда читала. Все время. Она даже на ужин нередко спускалась с книжкой, за что ее отец постоянно отчитывал. И она бросила их все.

— Ее отец утверждает, что Сигилд ни с кем не дружила. Что скажете вы?

— Она была скрытной. Не знаю, друзья ли это, но у нее точно были несколько человек, с которыми она много и активно общалась. Она писала и получала письма ежедневно. Кто-то из слуг должен был ей помогать, потому что ее письма ни разу не попали в общую почту.

— Безнадежный вопрос, но вдруг… Может быть, хоть одно письмо сохранилось?

— Увы, нет. И я никогда не видела имен адресатов. Только как она пишет и читает ответы.

— Почему вы считаете, что адресатов было несколько?

— Не знаю. Просто подумалось, что так много писем от одного человека приходить не может.

— И родители ничего об этом не знали?

— Мне кажется, фрау знала. А Клаус пакт Пфордтен последний год не интересовался жизнью дочери.

В мобиль садились уже в сумерках. Пока они осматривали комнаты пропавшей девушки и беседовали с горничной. Чета хозяев так и не появилась, до ворот провожать Шпатца и Крамма вышел все тот же неторопливый слуга.