Честный акционер

— Вы правы, Александр Борисович, я не боюсь темноты. Но по возможности стараюсь ее избегать. Мне больше нравится свет. Так что вы можете за меня не волноваться.

В эту ночь — быть может, из-за слов Турецкого — она снова почувствовала себя ребенком. Она заложила руки за голову и, глядя в тусклое зарешеченное оконце, стала думать о своей жизни. Вернее — представлять, какой могла быть ее жизнь, если бы обстоятельства сложились иначе. Если бы они не посадили Храбровицкого. Если бы «Ассоциации ветеранов» не грозило разорение. Если бы ей не пришлось уговаривать своих друзей, своего отца и своего брата пойти на столь страшное, но столь необходимое дело.

Все было бы иначе. Они все были бы счастливы. Как ни думала Лариса, как ни поворачивала прошедшие события, стараясь осмыслить их со всех сторон, все равно получалось, что во всём были виноваты власти. И в частности — эти трое, которые сидели в «Волге» и которых Геннадий отправил на тот свет. Они сами убили себя. Убили своей подлостью, своей продажностью, своим желанием во что бы то ни стало удержаться в креслах и угодить Кремлю. А раз так, значит, и жалеть их не стоит. Ведь даже церковь не хоронит самоубийц на освященной земле.

С этими мыслями Лариса и уснула.

Среди ночи она вдруг проснулась. Проснулась, явно ощутив чье-то близкое присутствие. Открыв глаза, она увидела темный, сгорбленный силуэт человека, который сидел у нее в ногах, на краю койки. Человек молча смотрел на нее. В полумраке камеры мерцали белки его глаз, но черт лица было не разобрать. Внутри Ларисы все похолодело, волосам стало жарко, и они зашевелились у нее на голове. Однако Лариса сумела взять себя в руки.

— Кто ты? — срывающимся голосом спросила она.

— Я? — Он усмехнулся, тускло блеснув зубами. — Сестренка, неужели ты не узнаешь меня?

— Гена? — хрипло прошептала Лариса.

Он кивнул:

— Да, я. Я пришел проститься, сестренка.

«Проститься?» Лариса приподнялась на кровати.

Теперь она узнала его. Лицо брата было бледным и осунувшимся. Глаза запали, под ними пролегли глубокие тени.

— Но ведь ты… умер, — неуверенно проговорила Лариса.

Геннадий печально вздохнул:

— Ты права, сестренка. Теперь я мертв. — Он горько усмехнулся. — Зато я убил троих. Ты помнишь об этом?

— Да, я помню.

— Хорошо… Потому что ты должна помнить… Всегда. Эти трое тоже здесь. Хочешь на них посмотреть?

— Нет! — вскрикнула Лариса, но было поздно. От противоположной стены отделились три черные тени и стали медленно наплывать на Ларису.

Брат молчал. Наконец тени остановились возле кровати. Они были черные, безликие. Но Ларисе вдруг показалось, что она чует сладковатый запах крови. Молчание стало невыносимо.

— Это… они? — спросила Лариса, чтобы хоть что-то сказать, хоть каким-то звуком нарушить эту тягостную тишину.

Геннадий кивнул:

— Да. Хочешь с ними поговорить?

— А я должна? — тихо спросила Лариса, понимая, что спорить бесполезно.

Он покачал головой:

— Нет.

— Тогда я не буду, ладно?

— Как хочешь.

Некоторое время они молчали. Затем Геннадий хрипло рассмеялся. От его смеха у Ларисы упало сердце.

— Почему ты смеешься? — спросила она.

Геннадий кивнул в сторону трех теней:

— А разве не смешно? Я убил их! Убил, как ты велела. Я не хотел, но ты настояла, помнишь? Я спорил с тобой. Но теперь я больше никогда не буду с тобой спорить. Ведь я уже мертв. — Лицо Геннадия придвинулось еще ближе. На этот раз Лариса четко, во всех деталях разглядела его лицо, и лицо это было отталкивающе страшным. — А знаешь, кто убил меня? — хрипло спросил Геннадий.

— Кто? — прошелестела одними губами Ларисы.

Он поднял руку и показал на нее черным указательным пальцем:

— Ты!

Три черные тени, словно услышав приказ, бросились на Ларису, вцепившись ей в шею, лицо и грудь холодными, скользкими пальцами. Лариса вскрикнула от ужаса и проснулась.

3

Последние дни принесли столько хлопот и проблем, что Александр Борисович бы рад, что жены и дочери нет дома. Он приходил домой поздно вечером, жарил себе яичницу или варил пельмени и, едва поев, заваливался спать. Однако долго не мог уснуть и иногда ворочался на простыне вплоть до самого утра.

Напряженный график работы и бессонница сказывался на самочувствии. Выпив утром пару чашек черного кофе, Турецкий выезжал на работу, но даже крепкий кофе больше на давал ему ощущения бодрости и свежести. Александр Борисович чувствовал себя измотанным и усталым. Порой он с тревогой думал о том, что во всем виноват возраст. Молодость ушла, и сознавать это было тягостно и тревожно.

Больничные стены навели Александра Борисовича на неприятные мысли. «Скоро и мне сюда», — мрачно подумал он, шагая по тускло освещенному коридору, стены которого были выкрашены в тоскливый желтый цвет. Белые халаты встречных врачей и медсестер тоже не вызывали в душе Александра Борисовича прилива оптимизма.

На одной из стен Турецкий увидел красную стрелку и надпись над ней: «Морг». Настроение его окончательно испортилось.

«Как будто в царство мертвых попал», — пронеслось у него в голове.