Честный акционер

— Нет, Константин Дмитриевич, долго! Очень долго! — Генпрокурор горько усмехнулся. — Скоро журналистам надоест муссировать одну и ту же версию, и они начнут придумывать свои — одну другой фантастичней. А стоит только дать волю фантазии — так тут тебе и фактики разные подыщутся. Знаешь ведь, как это бывает.

Меркулов вздохнул и угрюмо ответил:

— Да уж.

— Ну вот, — обрадовался взаимопониманию генеральный. — Так что немедленно подключай к следствию Турецкого. Передай ему, что это дело — под моим непосредственным контролем. И если он будет ваньку валять, вместо того чтобы работать, я сам, лично, займусь его карьерой. И тогда уже, как говорится, пощады не жди.

Истомин глянул на посуровевшее лицо Меркулова и усмехнулся в седые усы.

5

Турецкий плюхнулся в кресло и бухнул на стол Меркулова папку с бумагами. Положил на нее ладонь, пристукнул по обложке пальцами и сказал:

— Все, ознакомился.

— Ну и? — поднял на него кустистые брови Меркулов.

Александр Борисович вздохнул и ответил, нахмурившись:

— Все совсем не так просто. Берлин сидит в изоляторе, но на допросах он упорно отмалчивается. И потом… честно тебе признаюсь, Константин Дмитриевич, меня немного удивила прыть, с которой задержали Берлина. Доказательств-то — кот наплакал. Нам ничего не известно ни об этом парне, Кизикове, ни о его связи с Борисом Берлиным. Только то, что Кизиков работал в охране офиса. Ну и что с того? Мало ли, кто где работает. Неизвестно: один он действовал, или у него были помощники. К тому же…

Турецкий не закончил фразу.

— Что? — нетерпеливо спросил Меркулов.

— К задержанию приложил руку Макарычев.

Турецкий вновь замолчал, но Меркулов понял, о

ком ведет речь его коллега. Генерал-полковник Юрий Макарычев был заместителем директора ФСБ. Еще несколько месяцев назад он подготовил доклад о том, что Борис Берлин, отстаивая свои «антироссийские, по существу, позиции» и защищая друга и подельника Храбровицкого, готов перейти от слов «к самым решительным действиям». Неудивительно, что после взрыва, унесшего жизни троих генералов, следствие с такой готовностью взяло на вооружение версию Макарычева.

— Если тебе не нравится основная версия следствия, выдвини альтернативную, — сухо сказал Меркулов. — Для Макарычева, так же как для тебя или Истомина, главное — не посадить Бориса Берлина, а докопаться до истины.

— Правда? — в притворном удивлении переспросил Турецкий.

— Правда, правда. И прекрати паясничать. Времени у тебя мало. Президент лично справлялся у генерального о ходе этого дела.

— В следующий раз пускай звонит прямо мне, — сказал Турецкий. — Люблю, знаешь, поболтать с президентом. Мне будет приятно, а ему — полезно.

Меркулов осклабился и в тон Турецкому ответил:

— Хорошо, я ему передам.

— Да уж, не забудь, — кивнул Александр Борисович. Затем ухмыльнулся в свойственной ему манере и добавил: — Ишь ты, версия у них! И все-то у них сходится! И газетчики эту версию поддерживают! После взрыва прошло всего три дня, а у них уже и преступление раскрыто, и главный виновник в руках! Кстати, какого черта в прессу вывалили столько информации? Такое ощущение, что газетчики знают об этом деле больше нас.

— Да, за этим мы не уследили. — Меркулов помешал ложечкой чай, попробовал его и нахмурился: — Горячий. — И затем невозмутимо поинтересовался: — Кого думаешь включить в следственно-оперативную группу?

Александр Борисович подумал и ответил:

— Задействую молодежь. Рюрик Елагин свободен?

Меркулов покачал головой:

— Нет. Он сейчас расследует роль одного фигуранта в довольно громком деле.

— Фигуранта? В деле? Ах да, я слышал. Постой… — Турецкий утрированно округлил глаза. — Он что, до сих пор копает под Берлина?

— А почему это тебя удивляет? По-твоему, раз Берлин задержан по делу об убийстве, все предыдущие грехи ему можно простить?

— Что ты! У нас не то ведомство, чтобы прощать. Мы только карать умеем. Часто даже не разобравшись толком, виноват человек или нет. Вот, как в этом случае. — И Турецкий вновь пристукнул пальцами по лежащей на столе папке.

Константин Дмитриевич, поднявший было стакан, вновь поставил его на стол.

— Что у тебя сегодня за настроение, Турецкий? — недовольно спросил он. — Ворчишь и ворчишь. Стареешь, что ли?

— Мудрею.

Меркулов улыбнулся:

— Ясно. От многая мудрости многие печали — так, что ли?

— Угу. Горе от ума! Ладно, с Елагиным проехали. А как Поремский?

— Вот его и задействуй, — разрешил Меркулов. — Он только что сбросил дело и сейчас простаивает без работы.

— У нас не застоишься, — заметил Александр Борисович. — Он здесь?

— Да.

— Хорошо. Сейчас же вызову его на «воспитательную беседу». Как насчет остальных?

— Обмозгуй. Предлагай. Согласуем.

— Заметано. Разрешите выполнять?

— Выполняйте, — кивнул Меркулов.

Когда Турецкий взялся за ручку двери, Меркулов вновь его окликнул:

— И помни, Саня, затягивать с этим делом не стоит.

— А это уж как масть ляжет, гражданин начальник, — с веселым упрямством ответил Турецкий и вышел из кабинета.