Чет и нечет (полный текст)

Перед домом в проулке «газик» ждет, пофыркивает. Она быстро подошла к «газику», положила кожан Коротуна на переднее сиденье, пальто свое туда же и - не думая ни о чем, даже дыхание придержала - толкнулась в низкую дверь. Мария Семеновна домывала старшего.

- А я уж беспокоюсь, куда девка сбежала! Принимай готовенького. Нет, прежде ихнюю постель разбери.

Маша разобрала сырую вонючую постель, вынесла на улицу, постелила чистое. Помыла чашки, тряпкой протерла стол, вынесла из-под рукомойника ушат со склизкой водой, налила в ушат горячую, из ведра на плите.

Когда начала мыть пол, заявился на подмогу Колька. Он лил воду и шоркал веником, Маша мешочной тряпкой собирала жижу. Раз пять воду меняли. Пальцы у Маши разбухли, ладони саднит от грубой тряпки, спина взмокла. Зато горячо и весело стало.

Сашкин запущенный дом отмывался, рождался заново.

Сели в «газик», поехали. Мария Семеновна тяжело повернулась на малом для нее сиденье:

- Я в твои годы в госпитале раненым горшки подавала. Другой работы мне по возрасту не полагалось. А подросла, взяли в санитарный поезд. Под бомбежками побывала! Вот когда страшно-то было. И не убежишь - полон вагон лежачих. Я своего Коротуна, если хочешь знать, встретила не на танцах в офицерском собрании. Я его своими руками… - она повертела перед Машей растопыренными пальчиками-сосисками, - своими руками в вагон на носилках втаскивала. Боялась - не довезем. В живот его ранило осколком. Можно сказать, чудом в живых остался. - Она колыхнула сиденьем, уселась попрямей.

Маша теперь не видела ее лица, только слышала: Мария Семеновна продолжает говорить, глядя на набегавшую дорогу, - не то для Маши, не то уже для самой себя.

- Иной раз живет человек и счастья своего не видит. Возьми хоть женщину эту. Говорят, у нее дети с богом пополам: который выживет, который помрет. А детишки-то какие славные, ласковые, глазастенькие.

Показалось Маше или на самом деле Мария Семеновна всхлипывает? Разве разберешь! Мотор подвывает, разбитая дорога барабанит камешками по дну машины.

Глава вторая

Никогда он раньше не мерз, ни в какой буран. Сегодня тихий вечер, а Салмана знобит. Со спины знобит. На спине у человека есть сигнал опасности. Даже если встречаешь опасность лицом - спина раньше почует.

Салман поглядывал на разметенное дочиста небо, на зимние слабые звезды, на тонкий месяц: не к добру!

Витька объяснял по науке астрономии: если месяц повернут похоже на букву «с» - то он старый, убывает, а если повернут наоборот - молодой, наливаться будет. Но по астрономии не учат: если месяц на спину завалился, рожками играет - что случится? А Салман откуда-то знал: месяц валится на спину не к добру. Салманова примета обещала не буран, не зимнюю мутную оттепель, после которой всю степь схватит льдом - скоту не пробиться копытами до подножного корма. О степных приметах чабаны печалятся, а Салману на буран, на джут плевать. Салмановы приметы только его самого и касались - за ними он один и поглядывал.

Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана - не к добру.

В школе желто светятся окна зала, директорский кабинет налит зеленым светом, как аквариум, тени плавают, а все классы полны густой тьмы. Около крыльца - автобус из городка: солдаты-отличники приехали на школьный вечер.

Салман постоял у забора, послушал музыку. Витькина сестра тоже там. Лейтенант везет солдат в школу - всегда за ней заезжает. И обратно она с ним едет в автобусе. Но за весь вечер лейтенант к Витькиной сестре ни разу не подойдет. Салман не знает: хорошо, что не подходит, или плохо. Он теперь не хочет ничего знать про нее и думать не станет. Солдаты с десятиклассницами танцуют, Володя-москвич Сауле приглашает и Шолпашку - для вежливости. Лейтенант или с Головой сидит-посиживает, или для примера вальс покрутит с Гавриловной; смех глядеть, как на цыпочках она скачет, платочком обмахивается, красная, будто из бани. Гавриловна не хуже Салмана все видит, все слышит. Гавриловне охота женить лейтенанта на новой учительнице английского языка. Если учительница не выйдет замуж за лейтенанта - смоется через год из Чупчи. Но не получится у Гавриловны ничего - это уж точно. Спроси, Гавриловна, Салмана - он бы тебе все растолковал. Только ты не спросишь. Хотя надо поспешить: скоро Салман ничего не будет знать. Время такое подходит ему - беспонятливым стать.

Подходя к своему дому, он увидел: в оконце цветастый, сквозь тряпицу, свет. Толкнулся в дверь и сразу понял, зачем свет, почему на оконце материна кофта. За столом сидел и жадно жрал чужой человек. Недавно заявился - на полу под сапогами черная лужа. Вот, значит, отчего месяц кверху рогами валялся и озноб отчего: гость пришел не случаем, не от кого-нибудь - пришел от старого черта, от Салманова отца.

Салман у порога стянул с ног сапоги, скинул пальто, боком протерся по беленой стене к кровати, влез к младшим под одеяло. Тут тепло подкопилось: нагрела мелюзга птичьими перышками и пахло под ватным одеялом детсадовской сладкой кашей. Салман почувствовал: замокрели у него щеки. Провел рукой, лизнул ладошку - солоно.