Чет и нечет (полный текст)

«Ну, жизнь проклятая! Пускай меня ты не жалеешь! Но маленькие-то могут расти в покое?»

Не шевелясь, будто сразу уснувший крепким детским сном, он чуть приподнял край одеяла и следил: кадык ходит, чужой жует, ворочает челюстями. Такому человека прирезать - как барана. Оттуда заявился, где теперь отец. И адрес родного дома с детишками сам отец ему дал. Не задаром - плату взял хоть какую тамошнюю. Салман отца знает. Если не деньгами взял, то еще чем. И можно догадаться, зачем понадобился чужому чупчинский адрес, а не какое-нибудь другое место - почище, повеселее. Отсидеться надо, спрятаться - вот зачем!

- Убью! - в злой тоске плакал Салман.

Ночной гость покончил с едой, хмурый сидел за столом, оглядывал доставшееся прибежище, проклинал спутника по вагону с решетками.

Не взял бы и задаром проклятого адресочка, да случай выпал редкий уйти из вагона здесь, неподалеку. Отсидеться надо, пока идет ближний розыск, а там видно будет.

Ночной гость чуял, что ли, взгляд Салмана? Дергался все время, оборачивался.

Салман вылез из-под одеяла, протопал к ведру с водой, зачерпнул тыквиной сушеной, напился. Все сделал медленно, с расчетом.

- А ну кыш! - приказал чужой. - Спать!

Салман оскалился:

- Не хочу.

- Я два раза повторять не привык!

- Ложись, сынок! - попросила мать из своего угла жалко и трусливо.

- Сейчас лягу, - прикинулся послушным Салман. - Он уйдет - лягу…

- Тетка, уйми своего щенка!

Мать захныкала:

- Салман, гость пришел от отца…

Салман не сводил глаз с чужого.

- Не надо нам ничего от отца.

Салман чувствовал: струйки пота потекли по спине, по ребрам. У человека есть три пота. Пот от слабости, пот от боли, пот от работы.

Салман не чувствовал себя сейчас слабым, не слышал боли. То, чего он сейчас хотел, чего добивался, требовало столько же сил, как гору камней перекидать. Он в мыслях кидал, кидал, кидал… Еще один камень - и чужой отступит.

- А если не уйду? - спросил отцовский посланный. - В милицию донесешь?

- Боишься? - скривился Салман.

Чужой встал, сунул руку в карман. Салман увидел острый рог месяца. Весь от пота мокрый, кидал и кидал камни, делал самую тяжелую работу, какая есть на земле: оборонял дом, малышей, мать. Чужой дернул кадыком, всадил нож в буханку на столе, отвалил половину, сунул за пазуху. С порога пригрозил:

- Вернусь скоро. Погуляю на свежем воздухе.

Дверь бухнула, мать захныкала тихонечко в подушку. Салман потер ладонью губы: пусть рот перестанет кривиться! - пошел погасить свет. Выключатель чернел у двери справа. Салман щелкнул, в темной тишине прислушался - ухо к доскам: чужой стоял в тамбуре, пристроенном солдатами, не ушел, дышал, скреб ногами. Кому охота, на ночь глядя, из теплого жилья в голую степь? Не отрывая уха от мерзлых, чутких на все звуки досок, Салман толкал задвижку в гнездо. Затолкал до отказа - отскочил. Теперь в дом без шума не попадешь! Чужому шуметь не захочется. Собак по всей улице будоражить.

Босые ноги застыли, Салман влез в сапоги. Стоит чужой за дверью? Стоит. Нет, пошел. Хрустнула щепка, отлетел камень.

- Куда же он? - Салман чуть не завыл с досады: дурак, упустил чужого без присмотра ходить по поселку!

Салман сгреб пальто, шапку - задвижку долой! - выскочил на улицу. Спина чужого покачивалась за низким дувалом. Свету от молодого месяца шло мало. Салман ждал: что будет дальше?..

Чужой не то чтобы сильно испугался мазитовского сопляка. Он знал: не мешает побродить часок по Чупчи, приглядеться, что тут у них есть, чего нету, - вернуться, когда сопляк будет дрыхнуть. Но не очень-то ему хотелось возвращаться. Надул старик. Не такое уж верное место его развалюха, да и поселок головат. И нет пользы, что при железной дороге. По всем станциям добрые дяди только и ждут, когда появится человек с протелеграфированными приметами. Глядят за пассажирскими, глядят за товарными. Задача нехитрая, не магистраль крупная - рельсы всего в одну колею. Зато других дорожек тут в степи понакатано - дай боже! На авто за ночь полтыщи сделаешь, в другую республику заскочешь - есть шанс. Дело только за машиной - где ее взять? Хорошо бы тепленькую перехватить, с ключиком; шофера на дороге не кидать, в кузов его - и поехал. Да, тепленькая нужна. От дома не взять без шума…

Чужой откачнулся от дувала, пошел. Салман - эа ним. На улицах ни души. Но Салман-то знал, а чужой нет: Чупчи не спит, на эту ночь Гавриловна назначила быть в поселке Новому году.

* * *

У кого в руках находится власть, тот и командует календарем: где будни - черные числа, где праздники - красные…

В чупчинской школе календарем владела Серафима Гавриловна, и она своей властью назначила Новый год не в ночь с тридцать первого декабря на первое января, а на двадцать девятое, часиков на десять, не позже - часы тоже, она полагала, находятся в ее власти.

У дверей школы Колька Кудайбергенов отражал все попытки недоростков-семиклассников прошмыгнуть в зал. Колька - человек исключительно надежный: его не обманут, не припугнут.

Вовсе не надежный Нурлан прикалывал входящим бумажные номерки. Другой бы на его месте от стыда в уголок забился, а ему всё трын-трава.