Чет-нечет

Подле верховьев Хомутовского оврага, версты две в поле, Федька и Вешняк нашли многолюдный стан. Прислушиваясь к разговорам, Федька скоро узнала, что в кругу приговорили идти дорогою на Ефремов, на Елец, на Рыбную лесами в степь, и пробираться на казачьи речки, и на Дон, на столбовую реку. Повсюду обстоятельно пересказывали предстоящий путь, однако не видно было, чтобы действительно собирались в дорогу. И мало все это походило на казачий стан, скорее на странное торжище, где слонялись неведомо какие, неведомо зачем люди: не приметно было ни отдельных куреней, ни обоза, ни сторожей не было, ни разъездов – ничего, что свидетельствовало бы о порядке и согласии. Безоружная большей частью, плохо снаряженная для нелегкой жизни толпа. Складывалось впечатление, что люди эти, решившись уходить, посчитали самое трудное для себя исполненным. Дальнейшее представлялось как наперед заданная очевидность: на Ефремов, на Елец, на Рыбную и на Дон – столбовую реку! Столбовую! – со значением повторяли они друг другу.

Возбуждение царило повсеместное и бесплодное, кругами тут ходили в разговорах и кругами ходили по всему заполненному народом полю – от одной гомонившей ватаги до другой. Были здесь потерявшие мужей жены и мужики без семьи – оглушенный, ободранный народ, они вырвались из огня, и дыхания не хватало сразу опамятоваться.

Поразило Федьку, с какой напускной небрежностью поминали догоравший город. О том, кажется, только и сокрушались, что раньше недосуг было городишко поджечь – разом да со всех сторон.

Прохора по имени не каждый знал, но казака с цепью на правой руке запомнили: только что его, туточки, видели. Отыскивая Прохора, Федька наткнулась на брата. Он кинулся к ней и возликовал. Выяснилось тотчас же, что телегу Федя потерял и Маврицу тоже. Неприкаянный и голодный, он обрадовался Федьке так, будто полагал, что все утраченное, она доставит с собой.

Что значит потерял? Как потерял, когда? Где потерянное искать? Бросил! Маврицу он бросил перед Петровскими воротами, оставил ее с телегой, а сам рванул пробиваться – лицо в ссадинах, ферязь порвана. Что сталось с девкой не знал и бесполезно было спрашивать – говорливо суетился и ускользал от ответа.

Околачивался он здесь, во всяком случае, не один час, Маврицу не встретил, а разминуться было вроде бы негде.

Многоречивая уклончивость брата довела Федьку до тихой злобы, она замолчала. Тем более не настаивал на продолжении ненужного разговора Федя.

– Что, малыш, нашел свое золото? – игриво заметил он Вешняку.

– Нашел, – хмуро отвечал Вешняк. Показал узел: – Вот оно.

Федя приготовлено хохотнул и потянулся в знак примирения потрепать мальчишку за вихор. Вешняк отстранился, не скрывая враждебности.

Но шутки в сторону! Имелись у Феди действительные заботы, он заговорил о том, что только и должно было занимать положительных, живущих своим умом людей:

– Этот сброд… – выразительно покосился по сторонам. – Далеко не уйдут. Всех ведь перехватят по дороге государевы ратные люди. За Преображенскими воротами в поле сыщики, с ними многие дворяне и дети боярские. – Федя примолк, разумея, что сестра сама сделает выводы. Но не дождался отклика. – Уже, слышно (ходил я туда, к Преображенским воротам), у сыщиков с ратными людьми пересылка. Те, говорят, стоят в двадцати верстах. Переймут этих… казаков по дороге, Феденька. А дальше сам знаешь какая работа: взятых разобрать и переписать, списки составить с отцами и с прозвищами. Орленый кнут да липовая плаха. На козле, Феденька, и в проводку. А иных пущих заводчиков по разным местам повесить… – Снова он замолчал в надежде на сообразительность сестры. Понизил голос: – На столбовую реку, на Дон! У тебя, Феденька, ремесло на руках, тебе же цены нет… И куда? Пущих заводчиков, Феденька, сказав им вины… Дальше первой осины не уйдете, всех перевешают. А кто у Преображенских ворот… вину простят. Так сыщик Антон Тимофеевич и сказывал. Сам слышал. Не кипятись, Феденька, – заторопился он, догадываясь, что сестра хочет возразить. – Переждать хотя бы. Переждать у Преображенских ворот – переждать хотя бы. День-другой и все разрешится: кто куда. Кто на плахе голову сложит, а кто… в мягкой постельке… Да. Ну, раскинь же ты умом здраво!

Федька не перебивала и, казалось, слушала. Казалось, невозможно не проникнуться столь бесспорными доводами! Она возразила:

– Остановись.

Федя улыбнулся – выжидательно и как бы с поощрением.

– Вообще – оставайся с сыщиками. И нас оставь. Разойдемся. Совсем. – Она вздохнула.