Четки

Харпад протискивался через взволнованную толпу. Те, что с детьми, уже уходили в сторону Уяздовского проспекта. Они предчувствовали, что что-то грядет. Остальные направлялись в ту же сторону, куда и нюхач. Эти индивидуальные, единичные желания быть ближе, лучше видеть, участвовать соединялись в мощное давление многотысячной толпы на полицейские кордоны на Вейской перед входом на территорию здания Совета.

Начался мелкий дождь, но это никого не остановило. Эмоции сейчас уже накалялись сами собой. Кто-то хотел расстрелять Крушевского без суда и следствия, кто-то желал арестовать эту глупую бабу, так подло врущую, кто-то требовал призвать к ответу всех. А кто-то жаждал посадить в тюрьму всех политиков и отдать власть художникам. Крики уже не имели ничего общего с транспарантами. Возле полицейского кордона собиралось все больше и больше людей.

Харпад продирался сквозь толпу с огромным трудом. Когда он увидел на большом экране, что Крушевский ушел из конференц-зала, отбросил остатки воспитания и начал бесцеремонно проталкиваться. Его сопровождали гневные окрики и испорченные транспаранты. Наконец он застрял в непробиваемой толчее задыхающихся от эмоций тел, в нескольких метрах от улицы. Что-то происходило, и люди хотели в этом участвовать. Участвовать в чем угодно, лишь бы ощутить принадлежность к группе, к толпе. Нас не тронут, мы — это мы.

Мы против вас.

* * *

Крушевский, выдернув со злостью наушник из уха, упал на мягкое сиденье в лимузине. Элиза не приближалась. Знала, что его гнев быстро утихнет.

— Происходящее — лучшее доказательство, что система больна, — депутат приходил в себя. — Можно кого-то оболгать и не понести за это наказания. Она просто взяла и вышла, никто ее не задержал! Кто ее вообще подсунул?

Когда лимузин медленно тронулся, он развязал галстук. Ассистентка знала, что уже может прижаться к нему. Сейчас был подходящий момент, это его еще больше расслабит.

— Велицкий тоже много потерял, — сказала она, гладя его по голове. — Кто-то прислал нам эту запись во время конференции. Мы проверили, настоящая ли она, и отправили тебе. У нас есть анонимные друзья.

— Нет у нас никаких анонимных друзей! Это у Велицкого есть анонимные враги. Сколько он потерял, увидим завтра. Но я потерял больше. Опрос опросом, но интересно, сколько ПО мне это стоило. Наверное, я уже в Провокации, только не знают, как ко мне подойти. Четыре года назад Велицкий выиграл, потому что главного конкурента забрала Элиминация. И плевать, что у него была на двадцать процентов выше поддержка. Он исчез, потому что кто-то вытащил хорошо сфабрикованные финансовые аферы. Потом оказалось, что это липа, но человека уже нет, а Велицкий все еще мэр. Бьюсь об заклад, это его рук дело. Он использует тот же самый метод. Даже если не он лично его придумал, то отдал соответствующие распоряжения. Налей мне выпить. Двойной. И лучше неразбавленный. Я уже не буду сегодня работать. А кто этот Здонек? Производитель каких-то вафель вдруг открыл в себе талант политика? Есть вещи, о которых лучше громко не говорить, — Крушевский провел ладонью по лицу. — Всегда думал, что не стоит говорить про корпоративную модель управления городом. Она ведь противоречит демократии, которая предполагает, что дебил имеет такое же право голоса, как и гений. И каждый дебил хочет иметь право голоса. Я все время старался избегать этого, а проклятый Здонек просто сказал, и его рейтинг растет! Я в этом уверен. И что теперь? Это разбивает всю мою стратегию. Мне теперь надо признать, что я тоже думал об этом, но мне не хватило смелости сказать это вслух?

Элиза подала ему стакан с виски. Едва он его взял, машина резко затормозила.

— Что такое, черт возьми? — Крушевский отряхнул руки от алкоголя. Стакан закатился под сиденье.

— Извините, — раздалось из интеркома. — Ребенок выбежал на дорогу.

* * *

— Все к западному Барьеру, — услышала Юдита в наушнике. — Остаются семерки!

Ее номер не заканчивался на семерку, поэтому она побежала с другими по асфальтированному спуску вокруг группы высоких елей, через газон между стелющимся можжевельником. Два лимузина стояли здесь без какой-либо видимой причины, но если бы они захотели тронуться, то пришлось бы сбить несколько человек. Толпа напирала на свободно расставленные ограждения. Это странно, потому что между ними было место, чтобы пройти. Ограждения были небольшими, установленными через определенные промежутки, однако лишь несколько отважных пересекли невидимую границу. Между стоящими лимузинами крутилось несколько случайных личностей. Полное нарушение процедур безопасности. Убрать их? Не было приказа.

Это ситуация, где достаточно будет искры, чтобы началась цепная реакция. Хватит нескольких человек, которые перевернут первое ограждение, и тогда двинется лавина.

Юдита слышала требование вызвать подкрепление. Она знала, что полицейских слишком мало. Даже в пять раз больше было бы мало. Но чтобы удержать ограждения, не нужна сотня людей. Достаточно одного хорошего спикера, который убедит толпу, что не стоит их пересекать.

* * *