Четверги с прокурором

По достижении совершеннолетия Готфрид стал добиваться аннулирования отцовства. Формальностей было раза в три больше, чем при усыновлении. Узнав об этом из посторонних источников, фрау Странница развопилась благим матом. (Барону фон унд цу Айнандтеру к тому времени было уже все равно.) Суд не проявил участия, адвокат, к которому юноша обратился, также не смог изыскать законного способа аннулировать досадное отцовство. Его сумел отыскать сам Готфрид. Как известно, есть дворяне, которые за деньги, чаще всего за немалые, готовы усыновить тех, кто грезит заполучить дворянский титул и без которого они воспринимают себя нулем без палочки. И это, к великой досаде истинных дворян, вполне законно. Единственный их способ отомстить новоявленным дворянам – это набрать уничижительным петитом в «Готском альманахе» их фамилии, да еще снабдить их пометкой, состоящей сплошь из ничуть не менее уничижительных сокращений: «Согл. ст. 1741 Герм, гражд. улож. – лица не двор, происхожд.». И тут же припечатать имя и фамилию – покрупнее, чтоб неповадно было. И все же нет отбою от тех, кто готов выложить даже за это кучу денег. Есть и посредники, тоже загребающие на этом немало. В таком посреднике Готфрид не нуждался. Он сам выступал в роли усыновляющего – криво улыбаясь. И денег за это не требовал – напротив. А когда число усыновленных достигло нескольких десятков – все сплошные бароны фон унд цу Айнандтеры, благо за усыновление Готфрид запрашивал сущую ерунду: пару ящичков пива или пяток бутылей вермута, – это превратилось в проблему для семейства Айнандтер и даже для профессора Виндлоха. Решено было лишить неблагодарного Готфрида титула и фамилии – ему уже к тому времени успело стукнуть тридцать годков. Оковы спали.

Вот только отцу его, к великому прискорбию, не довелось стать свидетелем сего радостного события.

На этом завершается рассказ кошки Мими, как в свое время завершились и четверги незабвенного земельного прокурора д-ра Ф. Кот Борис в этой связи сочинил стихотворение:

Башня печали возвышается над страной скорби.
Рядом пирамида;
Издевка каналом прорезала унылую жизнь,
Мертвого дрозда я нашел в траве.

По словам Бога, я призван ткать ковер
Из печали, и краски его – черный и серый,
Пролитых слез гербом, без края и начала.

Чернила сохнут, все опустошено,
Струи дождя проникают в душу,
И кто-то где-то отчего-то
Ищет тщетно звезду в ночи.
Темно, холодно и тяжко,
Но я влюблен в этот мир.