Агент еле сдержал порыв негодования:
— Ты хочешь сказать, стоя здесь сейчас передо мной, что расколол дело Спета, и у тебя не хватило ума размножить свою улыбающуюся физиономию по первым страницам газет?
— Для меня это ничего не значит. Куда, к черту, запропастились эти узконосые туфли?
— Да ведь с такой известностью ты мог бы без стука входить в любую голливудскую студию и выписывать себе хоть дюжину билетов куда угодно! — Кларк немного успокоился, и когда Эллери поднял на него глаза, он вновь увидел прежнюю невозмутимую улыбку Моны Лизы.
— Послушай, — сказал Кларк. — У меня родилась великолепная идея…
Эллери уронил туфли на пол:
— Но постой, Алан…
— Предоставь все мне. Я гарантирую полную…
— Я же сказал, что дал Глюке слово!
— Ну и черт с ним! Ладно, ладно; я узнал об этом деле где-нибудь на стороне. Ты останешься белокурым и добропорядочным пай-мальчиком…
— Нет!
— Пожалуй, — агент задумчиво потянул на себя нижнюю губу, — начну-ка я сперва с «Метро»[3]…
— Алан, категорически нет!
— А потом звякну в «Парамаунт» и «Двадцатый век»[4], и возможно, сумею заинтересовать и их. Столкну их вместе между собой. А «Маша» будет, как миленькая, клевать зернышки из моих рук! — Он хлопнул Эллери по плечу: — Не я буду, если не обеспечу тебе двадцать пять сотен в неделю!
В этот критический момент зазвонил телефон. Эллери бросился к нему.
— Мистер Квин? Не кладите трубку. Звонит мистер Бутчер.
— Мистер кто? — спросил Эллери.
— Мистер Бутчер.
— Бутчер?
— Бутчер! — Кларк сдвинул шляпу на уши. — Видишь, а что я тебе говорил? Бутчер Великий! Где у тебя второй телефон? Смотри, пока ни слова о деньгах! Прощупай его хорошенько. О, счастливчик! — Он сломя голову бросился в спальню.
— Мистер Квин? — прозвучал в трубке резкий живой молодой голос. — Говорит Жак Бутчер.
— Как вы сказали — Жак Бутчер? — пробормотал Эллери.
— Уже четыре дня пытаюсь отыскать вас в Нью-Йорке. Наконец получил ваш адрес от вашего отца в Главном полицейском управлении. Что вы делаете в Голливуде? Заскочите ко мне сегодня.
— Что я де… — Эллери запнулся. — Простите, не понял.
— Что? Я сказал: каким образом вы очутились на побережье? Отдыхаете?
— Извините меня, — промолвил Эллери. — Это Жак Бутчер, исполнительный вице-президент, ответственный за работу киностудии «Магна» в Голливуде, Калифорния, Соединенные Штаты Америки?.. — Он сделал паузу. — Планета Земля?
Наступило молчание. Затем в трубке послышалось:
— Как вы сказали?
— Вы не досужий шутник?
— Что? Алло! Мистер Квин? — Снова мертвый временной период, словно Бутчер на другом конце провода лихорадочно перелистывал страницы записной книжки. — Я говорю с Эллери Квином, автором детективных повестей? Где же, черт… Мэдж! Мэдж! Опять вы соединили меня не с тем, с кем нужно?
— Подождите, — глухо сказал Эллери в трубку. — Мэдж соединила вас с тем, с кем надо, все в порядке. Но мои мозги что-то плохо работают в последние дни, мистер Бутчер. Приходится всякий раз настраивать их. по-новому после каждого очередного сюрприза. Так ли я понял, что вы спрашиваете, нахожусь ли я здесь, в Голливуде, в отпуске?
— Ничего не понимаю! — Резкий голос говорившего заметно притупился. — Очевидно, линии спутались. Вы хорошо себя чувствуете, Квин?
— Хорошо? — взревел Эллери, залившись пунцовой краской. — Я чувствую себя ужасно! Вы, несравненный олух царя небесного, да я нахожусь на службе у вас в студии вот уже шесть бесконечных недель, и вы спрашиваете меня, не отдыхаю ли я здесь!
— Как? — воскликнул продюсер. — Вы уже шесть недель на студии? Мэдж!
— Я звонил в вашу контору дважды в день, по шести дней в неделю, что составляет семьдесят два раза, не считая воскресений, — именно столько раз я пытался поговорить с вами, вы, тупоголовый обалдуй! А вы телеграфируете в Нью-Йорк, разыскивая мой адрес!
— Почему… никто… ничего… не сказал мне об этом?
— Я здесь торчу, завязнув по самый бампер, — ревел в трубку Эллери, — в этой собачьей конуре, которую мне предоставили ваши клевреты, чтобы я дремал в ней целый день — в течение полутора месяцев, вы слышите? — теряя вес, изругавшись вконец, медленно подыхая всего в сотне футов от вашей конторы — а вы разыскиваете меня в Нью-Йорке! — Голос Эллери звучал устрашающе. — Я сойду с ума, я уже сумасшедший! Знаете что, мистер Бутчер? Вы — безмозглый осел! Дважды безмозглый осел!
И он величественным жестом швырнул трубку на рычаг аппарата.
Кларк торопливо выскочил из спальни, довольно потирая руки:
— О, чудесно, восхитительно! Все в порядке! Мы устроены!
— Пошел вон, — сказал Эллери, постепенно остывая. — Что ты сказал?
— Такого не происходило с тех пор, как Гарбо[5] дала свое последнее интервью «Скрин Скуиджиз», — ликующе заявил агент. — Сказать Бутчеру, что он осел! Ну, теперь мы кое-чего добились!
— Теперь… — проговорил Эллери, щупая свой лоб, — теперь… мы… кое-чего… добились?
— Бутчер — великий человек! Крупнейший из всех деятелей кино. Что за удача! Бери свою шляпу!
— Погоди… Пожалуйста, погоди! Куда мы идем?
— На встречу с Чудо-мальчиком, разумеется! Пошли скорее!