Четверо

— Я же говорил вам, он одинаково владеет чутьем и собой, — хвастался старший егерь. От удачи Гая он словно опьянел, и ему хотелось говорить без остановки. — Он талантлив, он любит меня лишь за то, что я охочусь с ним, — уверял егерь охотников.

По куропатке выстрелил Алексин (его была очередь), и удачно. Затем стрелял егерь, и снова Иванов, и опять Алексин. Они ушли с открытого поля и брели вдоль оврагов. Здесь тоже были поля, но мелкими заплатками. Вокруг них, в ржавых травах, прятались птицы: дичи оказалось достаточно. И в затишье Гай показывал сильное, дальнее чутье.

Он бежал — как летел; останавливался, подавал найденную птицу под выстрел и был счастлив. Хотя и сорвал коготь с передней лапы, и оцарапал ухо о сучок.

Одна только случилась каверза — из кустов к Гаю выбежала лисица с овальными ушами. И стала ласкаться. Странно долгоногая, она виляла хвостом и манила Гая за собой. Он не шел, но тоже вилял хвостом. (Это была Стрелка. И, обнюхиваясь с нею, Гай вспомнил дом, хозяина, Белого пса.) Но выстрелом, пущенным вверх, лису отогнали.

И снова Гай мчался, и металлом поблескивала его спина.

…Они принесли домой двух тетеревов, три серых куропатки и перепела. Старики говорили егерю о Гае, о блестящем его будущем. («Он будет чемпионом», — в один голос уверяли они.) Алексин велел привозить его на полевое испытание. Он гарантировал диплом первой степени по болотной дичи и золотую медаль на выставке.

— Ты не горячись! — останавливал Иванов. — По-всякому может случиться.

— Не должно случиться! — кричал Алексин, бегая по кабинету.

Егерь посмеивался и наливал старичкам крепкий, горячий чай.

И снова была ночь, и снова охота — так четыре дня подряд. Гай не уставал, но старики уже едва тянули ноги. Тут кстати подошел снег. Он тонко лег на землю и на крыши, опушил и деревья. Охота с легавой кончилась до следующей осени.

Старики жили у егеря еще несколько дней. Они много гуляли в лесу (там встречали и Полундина), находили воздух целебным и удивлялись тому, что живут в городе, а не здесь.

Егерь рассказывал о виденном им летнем токовании глухарей, показывал фото. Еще жаловался на собак — одичали и разбойничают в лесу.

— Они прибежали из города, — говорил старший егерь. — Теперь же это дикие собаки. А волков нет, конкурентов они не имеют. Свирепствуют, дичинку поедают. К ним примыкают наши собаки, деревенские. Понимаете — одну хозяин обидел, другой вольной жизни захотелось. Она идет в стаю. Гая манили.

— Интереснейшее явление, — говорил Алексин.

— И давно так? — спрашивал Иванов.

— Навалились летом, а теперь их тут целый взвод: пестрые, белые, рыжие — всякие. Хитрющие, стервецы! Поселились в заболоченном овраге, к ним и не подберешься.

— Отстреляйте, — советовал Алексин.

— Нескольких мы убили. И что же, другие немедленно перешли на ночную охоту. Попробуй возьми их! Это вам не лисы, не волки, их флажками не обкидаешь, перепрыгивают и уходят.

— Капканы?

— Взял одну в капкан, а их десятки. Может, два десятка, по снегу я точно узнаю.

— А стрихнин? — спросил Алексин. (Иванов покосился на друга.)

— Пробовал цианид и тоже одну взял. Теперь они и не подходят к отравленному, едят только свою добычу. Понимаете их тактику? Стоит нажать в одном месте, они тотчас перебегают в другое, стоит зажать их полностью, и они, глядь, вертятся в городе. Да, да, я их в городе встречал, знаю некоторых, так сказать, в лицо. Есть тут один пестрый клоун, вожак, его я встречал.

— А если мы их подкараулим? — предложили старики.

— Дело полезное. Но морозец…

— Где караулить?

— А вот где, — деловито заговорил старший егерь. — В Сосновке телка сдохла. Хозяину лень было зарывать, он ее вывез в лес и бросил. Там и караульте, около телки. Они, я думаю, обязательно придут ее осмотреть, понюхать.

16

И точно, у Сосновки увидели они собачьи следы. Вроде бы и лисьи по размеру, да пальцы не сжаты в тугой комок.

Да, да, это распущенные, неряшливые собачьи лапы!..

Следов оказалось много. Были они у дороги, среди помоек и хлевов, на опушке леса. И вообще рассыпаны повсюду.

Следы подходили к телке, бурому пятну на белизне свежего снега.

Старички устроили засаду в не убранном еще зеленом стогу. Вооружение их было такое: егерь дал Алексину мелкокалиберку, Иванов зарядил патроны картечью и промыл механизм «Шогрена» керосином, чтобы автоматику не заело на морозе.

С этой стороны все было хорошо. Чтобы не мерзнуть, старики прихватили с собой термос сладкого горячего чая. В него Иванов влил полстакана водки.

Одетые тепло — валенки, тулупы, — они зарылись в сено. Ворочаясь и кряхтя, устроили себе уютное глубокое логово. И, глядя в наступавшие сумерки леса, стали ждать.

Пришла ночь. Свет луны был яростный, почти страшный. Зато прицел винтовки (Алексин это проверил) виделся хорошо, и телка ясно видна. До нее метров пятьдесят, можно бить наверняка из дробовика и винтовки. А лучше из обоих сразу.

И Алексин поставил прицел винтовки на пятьдесят метров.

Старики ждали, поклевывая носами. Морозец был легкий, и Алексин отказался от чая. Его, довольно покряхтывая, выпил Иванов.