Четверо детей и чудище

— Чего, пап? Вы так говорите, как будто мы виноваты, а мы ничего плохого не сделали.

— Будь добра, не спорь со мной. Вы вообще что о себе возомнили, барышня? Высказалась — можешь идти.

— Тебе все не так. То ты говоришь, что меня не видно и не слышно, то я слишком много болтаю. Ты, значит, можешь нас критиковать, а мы должны все молча терпеть? — повысила я голос.

— Не смей кричать на отца! Ты с мамой так же себя ведешь?

— Она этому от Шлёпы научилась. Она на нее дурно влияет, — сказала Элис. — И что мне делать с этой девчонкой!

— Я тебя слышу вообще-то, — сообщила Шлёпа. — Давай нуди дальше — непослушная, упрямая Шлёпа, всем хамит и грубит, тыры-пыры. Плевать я хотела!

Я надеялась, что Робби нас поддержит, но он по-прежнему был очень бледный, тихий и дрожал. Он лег спать, когда укладывали Моди.

Мы со Шлёпой в тот день болтали допоздна — жаловались друг другу на папу и Элис.

— Дома я так скучаю по папе, а когда мы сюда приезжаем и он начинает командовать и крыситься — я его просто не выношу. Особенно когда он Робби обижает, — сказала я.

— А я не выношу, когда мама мной командует и крысится — а она этим чуть ли не круглосуточно занимается, — подхватила Шлёпа. — Я гораздо больше папу люблю. Раньше то есть так было. Он как женился, обо мне даже не вспоминает.

— Я, наверное, маму люблю сильней, чем папу, — прошептала я — и почувствовала себя свиньей.

— Давай позвоним им. — Шлёпа достала свой мобильник. — Поговорим с твоей мамой и моим папой. Чур я первая.

— А твой папа не рассердится? У него как-никак медовый месяц.

— Фу! Отвратительно: в его возрасте — и медовый месяц, — скривилась Шлёпа.

Она нашла номер в записной книжке. Пошли гудки, Шлёпа нетерпеливо цокала языком и притопывала. На том конце включился автоответчик.

— Привет, пап, это я! Ну возьми трубку! Мне надо с тобой поговорить, — сказала Шлёпа.

Потом сбросила вызов.

— Вот досада. Не переживай. — Я замялась. — Можно я маме позвоню?

— Подожди. Он перезвонит, — сказала Шлёпа. Тут телефон заверещал, и она торжествующе кивнула. — Привет, пап!.. Чего?.. Нет, все в порядке, просто… Слушай, я знаю, что мне спать пора, какая разница, поговорить надо… Чего? Ну рассказать тебе про всякое… Чем я тут занимаюсь. Такие дела творятся! Ты в жизни не поверишь… Ну нет, конкретнее не могу, ты решишь, что я ку-ку… Нет, ничего такого. Всякая волшебная фигня… Ну, вроде и игра, но все взаправду… Что? Откуда мне знать, сколько стоит позвонить с Сейшел… Ты что, не хочешь со мной разговаривать? Слушай, я еще про маму тебе не рассказала — она такая злыдня… Постоянно гундит: «Шлёпа, как ты себя ведешь?» — и намеки отпускает насчет моей фигуры, считает, я жирная… Да, да… Чего? Чего? Конечно, тебе на меня начхать! Покедова. — Она бросила трубку. — А я ведь могу его растормошить, — со злобой сказала она. — Они даже не догадываются, тупицы эти взрослые. Прогуляюсь к песчаной яме и загадаю желаньице… Попрошу, чтобы папа возненавидел эту паршивку Тессу, а мама чтобы возненавидела твоего отца. Так можно им жизнь испортить! Круто было бы, да?

— Нет, по-моему, они только озвереют и нам еще хуже будет.

— Но если моя мама начнет бесить твоего отца, он может вернуться к твоей маме. Разве ты этого не хочешь?

— Я раньше все время мечтала, что так и будет. Мы с Робби каждый вечер перед сном это загадывали.

— Ну вот видишь. А теперь можешь пожелать — и все сбудется.

Я посидела, обкатывая эту мысль. Так дико было сознавать, что я правда могу все изменить. Я подумала о маме и о том, как после развода она каждую ночь плакала у себя в комнате, думая, что мы ее не слышим. Она была бы так счастлива, если б папа к нам вернулся. Правда ведь?

— Шлёп, можно я теперь маме позвоню?

— Ой, да, извини.

Мама жутко долго не отвечала. Я представила, как она сидит в темной комнате в общаге, обложилась учебникам и не замечает, что звонит телефон.

— Алло?

— Привет, мам!

— Роз! Привет, солнышко. Как дела? Ничего не случилось? Как вы там у папы?

— Порядок, мам, — сказала я.

— А Робби как?

— У него… тоже все хорошо, — сказала я. Не хотела ее волновать. Мама была в каком-то шумном месте, грохотала музыка, люди болтали и смеялись — как будто вечеринка.

— А почему ты так поздно звонишь, малыш?

— Я… я просто подумала, вдруг тебе там одиноко.

— Ах ты муся моя. Нет, мне нисколечко не одиноко. Тут замечательно, мы как раз большой компанией собрались, расслабились немножко. Сто лет так не веселилась.

— А. Ясно. Ну здорово.

— Что такое, Розалинда? Тебя что-то тревожит?

— Ну, я тут подумала… ты вообще хочешь, чтобы папа вернулся? — выпалила я.

Мама помолчала. Кто-то спросил ее, все ли в порядке, кто-то другой предложил подлить ей еще.

— Странно, что ты об этом спросила, — наконец сказала мама. — А что, папа что-то такое говорил?

— Да нет вообще-то.

— Они с Элис ругаются? — с надеждой спросила мама.

— Да вроде нет. Но ты же знаешь папу, он со всеми на свете может переругаться.

— Надеюсь, он на вас с Робсом не кричит, — возмущенно сказала мама. — Хочешь, я с ним поговорю?

— Нет, не надо. Мне уже спать пора.