Четверо должны уйти

– Не выгорит. Попросили бы вы меня стащить что-нибудь и вправду ценное вроде рубина Могок, я бы еще подумал. Но вырвать орхидею – нет уж, увольте! За жалованье, которое вы мне платите, я исправно разбираю вашу почту, веду переписку, докучаю приличным людям, порой исподтишка слежу за ними; палю из револьвера или же палят по мне, вечно ошиваюсь тут рядом и терплю ваше занудство вкупе с сотней других недостатков; когда надо, помогаю вам с Теодором в оранжерее; бессовестно лгу и вешаю лапшу на уши инспектору Кремеру и сержанту Стеббинсу, когда надо и когда не надо; иногда, в случае крайней необходимости, поспеваю на подмогу Фрицу, отвечаю на телефонные звонки… Я могу продолжать до бесконечности. Но я ни за какие коврижки не сорву орхидею с груди женщины во время пасхального шествия. Есть все-таки предел…

– А я тебя и не просил, – огрызнулся Вулф и погрозил мне толстым пальцем. – Ты предположил, что я к этому клоню, но ошибся. Я только сказал, что хотел бы подобрать для этого щекотливого поручения подходящего человека – ловкого, изобретательного, осторожного, решительного и надежного. Умеющего держать язык за зубами.

– Следовательно, меня, – настаивал я.

– Пф! Согласен, ты удовлетворяешь моим условиям, но ты отнюдь не единственный в своем роде. Я заплачу сто долларов сразу, еще сто в случае успеха и вдобавок оплачу все расходы, если возникнут непредвиденные осложнения.

Я приподнял брови:

– Однако! Пусть я не единственный, но вот орхидея, судя по всему, и впрямь уникальна.

– Так и есть. – Огромная туша весом в одну седьмую тонны подалась вперед, переместившись ближе к краю просторного сиденья сделанного по особому заказу кресла. – Мистер Миллард Байноу вывел ванду – розовую, как фламинго. Причем розовые не только лепестки венчика, но и чашелистики! Никаких крапинок, оттенков или оторочек.

– Ура!

– Но я не верю. Я узнал об этом от мистера Льюиса Хьюитта, которому рассказал его садовник, а тому рассказал садовник мистера Байноу, но не верю ни на йоту. Сам знаешь, я потратил многие годы, скрещивая разные ванды, чтобы вывести розовый гибрид, но лучшее, чего я добился, это розово-лиловая Vanda peetersiana и пурпурная Vanda sandarae. А поскольку я не верю, то должен увидеть ее собственными глазами!

– Так позвоните Байноу и договоритесь о встрече. По делам вы из дому не выходите, но в данном случае это не дело, а острый приступ неизлечимой зависти. Я составлю вам компанию, чтобы посмотреть, как перекосится ваша физиономия, когда вы…

– Я уже звонил ему! Он любезно пригласил меня к себе на Лонг-Айленд, чтобы я мог в любое удобное для меня время ознакомиться с его коллекцией, но отрицал, что располагает розовой вандой, так что я ее не увижу. Судя по словам мистера Хьюитта, Байноу намеревается выставить ее в полном блеске в Международном салоне цветов, который состоится в будущем году. Я столько ждать не могу. Кроме самого мистера Байноу, его жены и садовника, никто розовую ванду не видел. Но, опять же по словам мистера Хьюитта, жена уговорила мистера Байноу разрешить ей нацепить одну веточку на пасхальный парад. Перед парадом они отстоят пасхальную службу в церкви Святого Томаса. Вот там-то и представится возможность если не исследовать гибрид, то хотя бы полюбоваться цветками.

– Как же, – живо согласился я. – Вы никогда еще не бывали на пасхальном параде, так что отведете душу. Только вам нужны новые костюм и шляпа, а до Пасхи осталось всего пять дней…

Я прикусил язык, поскольку Вулф реагировал на мои слова совершенно не так, как ему полагалось. Вместо того чтобы ожечь меня испепеляющим взглядом, или рыкнуть, или и ожечь и рыкнуть, он внимательно слушал и задумчиво кивал, как будто предстоящая толкотня локтями и другими частями тела в пасхальной сумятице с собратьями по разуму на Пятой авеню ничуть не претила ему. Воистину зависть облагораживает человека.

– Нет, не выйдет, – заявил Вулф. – Если бы я сумел на протяжении всей службы стоять прямо перед ней и разглядывать цветы… – Его плечи чуть приподнялись и вновь опустились. – Нет. Я должен рассмотреть их без помех. Под лупой. Хотя бы один цветочек. Ты отказался. Сол тоже не согласится. Орри?

– Сомневаюсь, – помотал я головой. – За две сотни он за это не возьмется. Разве что даром, в качестве личного одолжения вам.

Вулф скорчил гримасу:

– Я не стану просить его об одолжении.

– Хорошо. Помещать объявление в газете с просьбой откликнуться опытного похитителя орхидей времени у нас уже нет. Хотите, чтобы я подыскал подходящего проходимца?

– Да.

– Тогда я порыщу вокруг. Есть у меня на примете одна кандидатура. Но не вздумайте сулить ему вознаграждение за «дополнительные осложнения». Если таковые возникнут, то это его сложности. Сотню за риск и еще сотню, если ему удастся заполучить веточку или хотя бы ее приличную часть. Согласны?

– Да. – Вулф нахмурился. – А вдруг он потерпит неудачу? – Он исподлобья уставился на меня. – У тебя есть фотоаппарат для цветной съемки.

– У вас есть, – поправил я. – Вы за него заплатили. Но при удобном случае я им пользуюсь, вы правы.