Четверо из России

Мы впервые спали так хорошо, что не видели никаких снов. На следующее утро к нам пришел Макарычев и поздоровался:

– С добрым утром, партизаны! Вас требует к себе командир.

На дворе уже вовсю светило солнышко. Осенний лес купался в его лучах. Рядом с землянкой, в которой мы спали, приподнимали почву, как грибы, другие жилища партизан.

– Вот сюда! – показал нам Макарычев на землянку, из трубы которой поднимался дымок.

Мы вошли, и – как вам изобразить, что произошло потом?

– Папа! – крикнул я.

Да, за столом сидел мой отец! Он был тщательно побрит, в ладной гимнастерке, по которой пролегала портупея.

– Что такое? – не верил глазам отец. – Вася?

Я прижался к отцу. От его гимнастерки пахло дымом, как и у нас в землянке.

– Да как ты здесь? Что за чудо? Я кивнул на Димку:

– А его узнаешь?

Отец долго смотрел на Димку, недоуменно спрашивал:

– Димка? Да, Димка! Такой взрослый, я и не узнал. Вполне можно брать в армию. Сколько тебе лет?

– А эту девочку ты не знаешь, – указал я на Белку, которая сидела в углу и смотрела на нас. – Это самая лучшая девочка на свете. Белка.

– Неужели? – рассмеялся отец. – Что на белку она похожа, это верно. Но только как ее все-таки зовут?

– Нюра, – откликнулась Белка. – У меня много имен. Ребята все говорят: Белка да Белка, а в Германии меня звали Анхен…

– Ты что, была в Германии? – удивился отец.

– Да мы все из Германии, папа! Пробыли там месяца три, – вмешался я.

У нас начался длинный разговор, который я не собираюсь здесь передавать, так как читателю все известно.

– А мы знаем, – склонив голову, улыбалась Белка. – Знаем, как вы в сваты попали…

– Откуда же? – смеялся отец.

– Это все Макарычев, – влюбленными глазами смотрел я на отца. – Он очень хорошо к тебе относится.

Отец рассказал нам, что в первые же месяцы войны попал раненым в плен. Оттуда бежал, в скором времени стал командиром партизанского отряда. Один из первых, с кем он познакомился, и был Макарычев. Это очень отважный партизан, большой специалист по подрывным работам. Только раз у него получилась неудача: он мудрил что-то со взрывчаткой, которую доставали из неразорвавшихся немецких авиабомб, и сильно ожег щеку…

Наш разговор неожиданно прервали. Явился радист, подал отцу радиограмму. Он быстро поднялся с места, приказал:

– Макарычева ко мне!

В радиограмме предлагалось отряду Свата сегодня ночью выступить на дорогу Полоцк – Витебск и перерезать ее. Мы сразу же подумали: значит, нам поверили и наша радиограмма достигла цели.

– Ну, Федя, начинается! – радостно проговорил отец. – Приготовься и с полудня двигай!

Макарычев убежал к своим подрывникам. После обеда они выстроились перед землянкой отца. Он еще раз тщательно посмотрел, как обмундированы партизаны, проверил – не гремит ли что в их снаряжении, и они отправились по лесной тропинке.

– Мы тоже пойдем с ними, – ходил по пятам отца и клянчил я.

– Никуда не пойдете! – отрезал он. – Сидите пока в землянке.

Целый день мы таскались по всему лагерю, смотрели, как работают женщины в прачечной, как орудует в своей землянке радист, и Димка даже начал ему помогать. Потом были в санчасти, где Белка сидела у постели Никонова и говорила с Настей, той самой маленькой «невестой» Фюслера. А дальше – совсем неожиданно оказались у землянки, в дверях которой стоял часовой. Я спросил, что он охраняет, но часовой промолчал, а бежавший мимо партизан крикнул, что здесь находиться нельзя и нам нужно убираться подобру-поздорову.

Как же, не на тех напал! Мы хотели все-таки знать, что охраняет часовой! Отошли немного в сторону, сели и стали смотреть на строгого парня с автоматом на груди.

И – дождались. Часовой открыл дверь землянки. Из нее вышел высокий человек в распоясанной рубахе и тяжело зашагал к дощатой маленькой уборной. Часовой с автоматом на изготовку проводил его, остановился ждать…

Мы подошли ближе. И вот, когда арестованный возвращался в землянку, увидели здоровый нос и на носу здоровенные роговые очки. Это был Белотелов!

– Генрих! – невольно воскликнул я.

Белотелов быстро обернулся, увидел нас и, согнувшись, почти бегом исчез в землянке.

Мы пришли к отцу и спросили, что за птицу держит он под охраной?

– Черт его знает! Подозрительный тип! Ходил по деревням вокруг нашего лагеря и везде расспрашивал, как найти Свата? С таким вопросом обратился и к Макарычеву. «А зачем вам Сват?» – спросил Федор Михайлович. И тот «по секрету» сообщил, что бежит из плена и хочет примкнуть к партизанам. Привел его Макарычев ко мне, показывает документы… Он тоже из нашего Острогорска. Служил там в геологоразведочной партии. Геолог-нефтяник. По всему видно, что советский человек, но немецкий пистолет… Желтые глаза, которыми он не смотрит на тебя, внушают подозрение…

– Эх, ты – подозрение! Да это же самый настоящий шпион! Ты помнишь, я тебе писал о Золотой Долине?

– Так это тот самый? – сказал в раздумье отец. – Часовой, немедленно ко мне Белотелова!

Когда Белотелов вошел и тяжело сел, жалкая улыбка сморщила его лицо.