Четверо с базарной площади

Дроля появился в воротах, когда толпа уже начала редеть. Охрипшие от криков торгаши становились к этому времени похожими на сонливых мух. А базарная площадь шелестела под ногами обрывками бумаги, пустыми пачками из-под папирос, множеством окурков.

Генка и Фат шарахнулись от ворот в сторону.

Дроля не спеша, будто прогуливаясь, мимо ларьков прошел по направлению к тиру.

Около Арсеньича толпилось человек пять.

Дроля остановился неподалеку и, заказав кружку пива, стал медленно тянуть его, явно выжидая, когда Арсеньич освободится.

Генка и Фат заметались около монастыря, не в силах предпринять что-нибудь: они могли выдать себя или насторожить Дролю.

Генка, осененный внезапной идеей, бросился во двор и сразу увидел Катю.

Умела Катя играть в одиночку: возьмет каких-нибудь два кирпича, присоединит к ним два Сливиных колесика и, комбинируя это нехитрое хозяйство то так, то эдак, что-то рассказывает сама себе часами подряд.

Никого из родителей во дворе не было.

— Кать! — негромко позвал Генка.

Она оглянулась.

— Уже выступили?

Генка показал ей: «Тихо!» И поманил к себе.

Солнце пригревало так здорово, что можно бы даже скинуть телогрейку, а Катя по-прежнему ходила укутанная в большую материну шаль так, что торчали одни глаза.

— Катя! — быстро заговорил Генка. — Сейчас мы покажем тебе одного человека, нам нельзя, а ты послушай, что он будет говорить! Ты же маленькая — тебе ничего! Поняла? Только чтобы — никому это! А, Кать?

— А подслушивать плохо, — сказала Катя.

— Это плохо, когда хороших людей подслушивать, а когда плохих — это хорошо! Поняла? Только — никому! Это тайна. Знаешь — большущая тайна! Может, я из-за этого жизнью рискую. Поняла?

Катя кивнула. Еще бы: жизнью человек рискует!

Фат глядел скептически.

— Ты постарайся только, сделай вид, будто просто так стоишь. А сама слушай. Потом расскажешь нам. Ладно? Я тебе, Кать, вот так должен буду! — Генка показал рукой над макушкой. — А дома не говори! Я потом скажу, когда можно говорить. И никому не говори! Ладно?

— Ладно, — сказала Катя. — А я там колесики оставила.

— Пусть, пусть! Колесики не пропадут! — утешил Генка, увлекая Катю за собой. — Мы тебе сто таких колесиков подарим! Тысячу! Даже миллион! Только миллион — это в комнате не поместишь… — истины ради заметил Генка.

Фат брел следом.

Около Арсеньича осталось всего два мужика. Дроля все так же тянул пиво. Но когда еще один клиент Арсеньича отставил ружье, Дроля сунул кружку продавцу и не спеша направился к тиру.

— Вон! — показал Генка. — Видишь, к тиру идет? Ты стань рядом, будто хочешь посмотреть, как стреляют, и слушай! А мы будем ждать тебя.

Маленькая Катя с хладнокровием несмышленыша поднялась на деревянную площадку тира почти вслед за Дролей.

Генка и Фат наблюдали издалека.

Катя закусила указательный палец и принялась разглядывать то Дролю, то, приподнявшись на цыпочки, чтобы видеть через барьер, — жестяные фигурки зверей.

Дроля взял ружье, переломил его, зарядил и стал целиться.

Наконец отошел от стойки последний клиент. Арсеньич и Дроля остались один на один.

Дроля сделал выстрелов пятнадцать, когда Катя отошла от него и спокойненько направилась к поджидавшим ее друзьям.

— Чего это она? — мрачно спросил Фат.

Генка не знал — чего. Расспрашивать ее здесь, в гуще людей, нельзя было, и Генка заспешил к монастырю, жестами показывая Кате, чтоб торопилась.

— Ну! — Генка тронул ее за плечо. — Почему ушла?!

— А ему ж не с кем разговаривать!

— Как — не с кем? — Фат нахмурился. — Что он — и не говорил ничего?

— Говорил.

— Кому?

— А тому, что пульки ему такие черненькие давал.

— Что говорил?

— Сначала сказал: дай двадцать.

— А потом? — нетерпеливо вмешался Генка.

— Потом… — Катя наморщила лоб. — Говорит… Скажи, говорит, Купцу: надо этого… Как его? Ну, в общем, надо убрать от него этого, сказал.

— Толстого?.. Банника?.. Гвардейца?.. — спросил Фат.

— Нет… Этого. Я забыла!.. — Катя посмотрела до того виноватыми глазами, что, казалось, сейчас заплачет.

— Может, вещь какую?.. Ну, ладно, — постарался утешить ее Генка. — Вспомнишь потом! А больше ничего не говорил?

Катя обрадовалась, что ее не ругают, и засмеялась вдруг:

— Говорил, что его нюхали!

— Что, что? — Генка насторожился.

— Ну, сказал, что его… нет, нас, сказал, кто-то нюхает!

— А дальше?

— А дальше ничего. Потому что тот, который пульки черненькие давал, ушел куда-то.

Фат вытаращил глаза и, не говоря ни слова, со всех ног бросился в обход базарной площади: глянуть на выход из тира.

— Ты, Кать, иди играй теперь, чтобы мама не узнала, а я — по делу. — И, почти втолкнув Катю во двор, Генка пустился следом за Фатом.

Но уже на полпути заметил, что Дроля уходит.

Фат, злой и разочарованный, сказал Генке, что видел, как Арсеньич вернулся, а куда ходил — осталось неизвестным.

Где-то рядом по базару гулял Купец… Если бы Катя умела говорить без наводящих вопросов! Или догадалась бы подождать Арсеньича!

Друзья не стали наблюдать за Дролей, так как он сразу ушел по направлению к выселкам.