Четверо со «Сринагара»

— Скажите, мисс, где здесь ближайшая аптека?

Она подмигнула мне и спросила:

— Что?

Как раз в этот момент Ральф подошел к машине. Я обернулся к нему и посмотрел в его настороженные глаза под нахмуренными бровями.

— Какого черта вам здесь надо? — спросил он.

— Я только спросил у леди, где здесь ближайшая ночная аптека…

Густые брови полезли вверх, а затем снова нахмурились. Я обошел его кругом и направился к дому, слыша, как Эрлэйн говорит ему за моей спиной:

— Верно, милый! Он спросил: «Скажите, мэм, где здесь…»

Конца я не разобрал, но слышал, как Ральф сказал:

— Конечно, я тебе верю! Конечно же, дорогая моя! Просто это показалось мне… Ну хорошо, все в порядке, Эрлэйн!

Он сел в машину.

Экономку нынче найти не так просто. Особенно с такими формами, как у Эрлэйн.

Когда «флитвуд» скрылся за поворотом, я позвонил у входной двери. Через несколько секунд я услышал шаги, затем дверь распахнулась и чей-то голос произнес:

— Ну что еще, Ра…

Он осекся, широко раскрыл глаза от удивления, но быстро пришел в себя, и черты его лица приобрели снова нормальное выражение.

После паузы в три долгих секунды он спокойно сказал:

— Как вы разыскали меня?

Это был он, без всякого сомнения.

Глава 14

Это был высокий седой джентльмен со «Сринагара». На нем был коричневый смокинг и белая рубашка с расстегнутым воротником. Густые, гладко причесанные волосы аккуратно лежали на голове, словно прилизанные. В его руке дымилась сигарета, небрежно зажатая между тонкими длинными пальцами, а глаза прожигали меня насквозь, словно из них тоже вот-вот взовьется дымок.

Тем не менее, голос его был ровным и спокойным, когда он повторил вопрос:

— Как вы разыскали меня?

— Пришлось немного потрудиться…

Он пыхнул дымком сигареты:

— Извините, мистер Скотт! Входите! Я… был, мягко выражаясь, слегка ошеломлен, когда увидел вас…

Он шагнул в сторону, пропуская меня вперед в дверь. Широкая лестница справа вела на второй этаж, плавно изгибаясь и переходя в балюстраду. Рядом со мной на постаменте возвышался двухфутовый идол, вырезанный из слоновой кости и привезенный, очевидно, из Азии. Это была грациозная, почти женственная фигура мужчины с четырьмя руками и ногой, приподнятой в танце. Кость пожелтела от времени, ей было не менее тысячи лет, если не больше.

Заметив, с каким интересом я разглядывал божка, Сильверман сказал:

— Прелестная вещичка, не так ли? Одна из Хинду Трипити. Шива Натарейн, танцующий в зале Читамбарама.

— Угу, — сказал я, — э… да, да, конечно!

Под ногами у нас лежал цветастый ковер, очень дорогой на вид, со странными для меня сочетаниями красок и восточной вязью узоров. Очевидно, персидский. На стенах висели большие картины в тяжелых рамах, слегка подсвеченные. Справа и слева от нас были двери, ведущие внутрь здания. Экзотическая пальма в ажурно-бетонной кадке слегка коснулась моего рукава своими перистыми листьями.

Сильверман легко взял меня под локоть и предложил:

— Пройдем в библиотеку. Там нам будет удобнее поговорить. И… — он остановился в нерешительности, — вас это удивит, но я, пожалуй, даже рад вашему визиту!

— Это меня действительно удивляет!

Он провел меня мимо подножия лестницы, обогнул ее слева и подошел еще к одной закрытой двери в задней части дома. Он открыл ее, и мы вошли.

Это была не очень большая комната, но три стены ее от пола до потолка были уставлены полками с книгами. Некоторые из книг были в блестящих суперобложках, другие щеголяли ледериновыми, шелковыми и полукожаными, золотым тиснением и роскошью отделки. Были даже переплеты, сделанные из чего-то наподобие меха. Несколько полок были отведены под тома, выглядевшие очень старыми: очевидно, первые издания и антикварные редкости. В одном углу стояли два массивных кресла с небольшим столиком в виде широкого шкафчика, отделанного инкрустацией. На столике на серебряном подносе возвышалась заманчиво выглядевшая бутылка с какой-то жидкостью. У противоположной стены разместился низкий широкий диван и бежевый телефон на подставке в углу.

Мы подошли к креслам.

— Садитесь, пожалуйста! — предложил Сильверман. — Бренди?

— Благодарю.

Он открыл дверцу в столике, достал оттуда два высоких бокала и плеснул в них по глотку из бутылки, стоявшей на подносе.

— Арманьяк «Макуар Сент-Вивант», — с удовлетворенным видом заявил он.

Мне это мало о чем говорило, но я с видом знатока проглотил каплю жидкости на дне бокала, которой не хватило бы и для воробья, и одобрительно причмокнул. Он, конечно, не совершил такого дикого поступка. Он медленно вдыхал тонкий аромат напитка трепещущими от наслаждения ноздрями и, казалось, не пил его, а целовал, прикладываясь к бокалу тонкими чувственными губами.

— Мой любимый коньяк, мистер Скотт, — мечтательно проговорил он. — Ему тридцать лет…