Он энергично подхватил Иру и зашагал в спальню. Вернулся за малышами. По какой-то подсознательной, нерациональной причине положил старшую (а это оказалась девочка) по правую руку от матери. Сына, родившегося на полчаса позже — с левой стороны. Снова, как ещё осенью, когда узнал, что женщины беременны не от него, мелькнула мысль: считает ли он этих детей своими? И честно ответил себе: да. Невозможно девять месяцев помогать матерям во всём, наблюдать, как развивается беременность — и не перенести это состояние на новорождённых. Он так же, как когда-то с Мстиславом, переживал за жён, за их здоровьем. А уж принятые роды — это как импринтинг, только в другую сторону. И даже запарка последнего месяца, когда женщины почти ничего не делали, ушла куда-то на задний фон. Ведь уже всё — теперь нервотрёпка ожидания завершена. Правда, впереди другая нервотрёпка с ночными тревогами. Но это потом…
Ира устало прикрыла глаза и мужчина решил уйти, чтобы не мешать. Отошёл к дверям, но жена снова позвала его:
— Мишенька, положи их по-другому. Я тут подумала… Сделай с боков подставки из подушек и одеял. Пусть малыши лежат вровень с грудью. А то у меня сил нет. Ни их поднять, ни самой повернуться.
Михаил быстро устроил что-то вроде мягких полочек, ещё раз поцеловал в лобик бледную и потеющую от слабости жену. Улыбнулся в ответ на тень её улыбки и вышел. От кровати отходил нежный папочка и любящий муж, а порог перешагнул собранный и строгий к пациентке врач. Ну, в школе он хотел стать врачом, да как-то не сложилось. Что ж — греби полной ложкой.
Посмотрел, что происходит в большой комнате. Ольга сама умудрилась забраться на стол и теперь сидела, откинувшись на руки и свесив ноги. Хлопнул себя по лбу: одеяло! Выяснил, какое можно брать. Потом был долгий поиск именно того одеяла, которое надо. Раскладывание постели на половинке стола — Михаилу вспомнилась статья из учебника медсестёр (попадался ему и такой) о смене белья у лежачих больных. Наконец, очередная роженица лежала, уперев пятки в мягкие валики — подогнутые ноги несколько раз соскальзывали и Михаил придумал закатать край одеяла в рулон. Но творческая мысль работала дальше. Полностью подготовив всё, что возможно — только инструменты ещё кипятились на подтопке русской печи, он с выражением дешёвого коммивояджера произнёс:
— Дорогая, у меня для тебя подарок!
И показал черенок от лопаты. Толстый, ровный и крепкий.
— Блин… Сапегин…
Ольга уже пережила несколько приступов схваток, да ещё дневная усталость. Короче, ей было не до приколов. Но доморощенный акушер продолжил:
— Вот, попробуй.
Он подложил палку под колени жене, и положил её ладони возле широко раздвинутых ног.
— Смотри, тебе всё равно надо за что-то держаться, чтобы боль терпеть. А так…
Ольга моментально оценила положение, посмотрела в честно распахнутые глаза мужа и хихикнула. Потом её прорвал ржач.
— Сапегин! — Выкрикнула она между приступами смеха. — Ты, блин, нашёл способ, чтобы не утруждаться лишний раз! Что ж ты с Ир… О-о-оййй-у-у!
Ольга часто задышала, успокаивая боль от спазмов.
И снова потекли часы дежурства, только уже ночью. Свечей оставалось не так много, и к весне Михаил сочинил спиртовую горелку. Он в школе такие делал — из банки с железной крышкой и хлопчатобумажного шнурка. Правда, самогона тоже немного, но его в спиртовку много и не надо. Теперь несколько спиртовок, расставленные по полкам и окнам, давали освещение хоть слабое, но без глубоких теней.
Неандертальцев вождь отправил поспать, постелив на полу. Сам же не мог отключиться полностью и дремал на стуле, вскидываясь от каждого движения жены. Схватки та переживала сдержанней, чем младшая. Но всё равно: то забрать палку — мешает, то дать обратно — так легче, то помочь повернуться, то поправить сползающее одеяло. Одновременно с дежурством возле одной роженицы, приходилось наведываться к уже родившей. То принести попить, то поправить подставки, на которых лежат дети, то помочь выбраться в туалет.
В предрассветных сумерках Ольга позвала:
— Миша…
— А? Что? — Поднял он голову, лежащую между её ног.
— Давай, смотри раскрытие. Кажется, совсем скоро.
И попросила палку. При поднятых и раздвинутых ногах вход немного приоткрылся, но что там в глубине — не видно. Тут бы фонарик и эту штуку, которой гинекологи раздвигают у женщин вот это всё. Придётся на ощупь. Михаил сделал всё, как инструктировала жена: ввёл пальцы вдоль стенки, нащупал выпуклость в том конце, повёл к центру. И вдруг выдернул, нащупав что-то мягкое, отличное от напряжённых мышц шейки матки.
— Ты чего? — Удивилась Ольга.
— Да испугался, что это этот. Как его? Родничок. Ещё мозг проткну.
— Не бойся, ничего страшного. Не так уж просто это сделать. Да и вряд ли это родничок. Может, остатки оболочки. Но ты всё равно не тыкай. Просто веди. Давай, соберись!
Михаил несколько раз вздохнул, снимая напряжение, и снова ввёл чуть подрагивающие пальцы. Осторожно трогая то тут, то там, представил в уме, как это выглядит. Прикинул размеры:
— Почти ладонь.
— А сколько у тебя ладонь?
— Ну…. 10 или 12 см.