Четверо в каменном веке. Том 2

Михаил скатился по лестнице. Возле земли с каждой стороны дома имелись небольшие окна. На зиму их закрывали. А летом они стояли открытыми, чтобы было не так влажно. Запечатывая окна и дверь наверху, совсем забыли о нижней вентиляции. Мужчина принялся затыкать отдушины старыми фуфайками, которыми эти отверстия утепляли зимой. Рамы ставить недосуг, да и не так это важно. Надо просто заткнуть.

Резко потемнело. Даже такие крохотные отверстия давали хоть какой-то свет. Теперь в подполье стало практически темно. Возвращался Михаил уже на ощупь, натыкаясь на вещи, переставленные не им, и потому неожиданные. Только через окно в подвале попадало немного света. Здесь делать ничего не надо — небольшая форточка уже закрыта и заклеена полосками газет. Всё! Запечатались.

Михаил прислушался — вроде никто не жужжит и не звенит. Но его уши уже не те, не слышат высокую частоту. Нужны молодые. Он прошёл в комнату, чуть не запнувшись за собак. На диване под одеялом, спасаясь от дыма, лежали девушки.

— Ира, тебе партийное задание.

— Чего? Это как? Пчхи!

— Будь здорова… Партийное задание, говорю. То есть, очень важное и ответственное. Раньше присказка такая была. В общем так. Ты ведь слышишь, как эта мошкара шумит. Поэтому пройди по дому и послушай. Если что — ещё немного подымим.

— А почему я? Пчхи!

— Потому что эти прелестные ушки, — он легонько щёлкнул по кончику уха, — слышат более высокие по частоте звуки. А мы — старики, мы уже не слышим.

— Вот что ты за человек, Сапегин! Тебе не стыдно?

— Чего, Оль? Ты чего взъелась?

— Он ещё не понял! Если уж сказал комплимент одной жене, то скажи другой. А ты взял и обосрал.

— Когда это я комплимент говорил, и когда я обосрал?

— А кто меня старухой назвал?

— Я не… Ой-ё-о-о!

Мужчина схватился за голову.

— Всё, милый, это залёт. Исправляйся.

— А как?

— Хотя бы тоже комплимент скажи.

— Ну, у тебя тоже прелестные ушки.

— Не прокатит. Уже было.

— Для тебя ведь не было!

— Ну, и что! Для каждой индивидуально.

Ничего в голову не приходило. Мужчина решил, что наедине с женой, без свидетелей, у него получится эффективнее. Хотя бы в виде поцелуев.

— Эммм… Ирочка, твои розовые ушки действительно красивые, но пусть они послушают не нас, а насекомых.

Девушка расцвела от редких из его уст восхвалений, аж заалела вся. Она только и смогла, что кивнуть. И побежала выполнять поручение.

— Она сейчас горы способна свернуть ради тебя.

— Так уж и горы?!

— А ты как думал? Комплименты окрыляют девушек.

— Надо попробовать… Лапонька.

— Не, ерунда какая-то.

— Золотце.

— Шо ты как ста'рый ев'рей: золотце. Пять пудов золота. Ага…

— Счастье моё! Любимая!

— О! Всё лучше и лучше!

— Куда уж лучше?!

— Ладно, не старайся, не выжимай из себя. Давай в следующий раз, но чтоб приятно.

И Михаил заткнулся. Как раз вернулась Ира, плюхнулась к ним на диван. Не успела она открыть рот, как её перебил муж:

— Ну, как? Все горы на месте?

— К-ка-кие горы?

Девушка пыталась сообразить, о чём речь, но странная фраза совершенно выбила её из колеи.

— Не грузись, — пришла на помощь Ольга. — Нехороший дяденька шутит. Так что с мошкарой?

— Нет никого. Или я не слышу. Лошадь слишком уж громко фыркает. И в стёкла тонюсенько щёлкают — тоже отвлекает. А почему Миша стал нехорошим?

— Потому что он не хвалит меня. Тебя хвалит, говорит комплименты. А мне — нет.

— Хочешь, я скажу. Ну, вместо Миши.

— Ты? Ну, попробуй.

Ира немного задумалась, потом наклонилась к Ольге и зашептала ей на ухо.

— О… Ого… Хм… О… Фух… Это уже слишком… Ты уверена?

Ира кивнула. Так продолжалось минут пять. В конце Ольга с гордым видом повернулась к мужу:

— Учись, как надо девушке комплименты дарить!

Тот попытался воззвать к справедливости:

— Как я научусь, если ничего не услышал?

— Твоё горе. От тебя ничего подобного я за всю жизнь ни разу не услышала. А вот Ирочка меня понимает.

Михаил, очумевший от женского коварства, таращился в потолок. Наконец, преодолел гордость и попросил:

— Ирочка, а ты не можешь повторить…

— То, что сказала Оле?

— Да.

— Не могу. Каждый выпутывается сам. — И прыснула в кулачёк мелким смехом.

Действительно, не могла же она признаться, что единственным комплиментом было то, что Ольга мудрая и красивая женщина. А потом Ира попросила разыграть мужа. Женская солидарность против мужчины иногда сильнее обид и зависти. И Ольга согласилась.

* * *

Утро встретило головной болью. За ночь пришлось ещё два раза обновлять дымовую завесу. Так что отравление было на лицо. Хорошо хоть не на полу в виде блевотины.

— М-м-м-м… Оля… У нас цитромон остался?

— Не кричи так… Сам посмотри… И мне принеси…

— И мне… Пожалуйста… — Попросила Ирина.

За окном всё ещё было темно. Мужчина зажёг свечу, чтобы не рыскать в потёмках. Надел очки…

— Твою же ж мать! — И сразу же: — Ой-ё-о-о… Моя голова…

— Не надо орать. Что там у тебя? — Раздались голоса.

— Трудно описать, чтобы прониклись. Просто посмотрите в окно.