Четверо в каменном веке. Том 2

— Если это поможет, то ударьте меня. Пусть злость перейдёт ко мне, а не друг в друга. Я… Я не буду защищаться.

Ольга долго смотрела на девушку внимательным взглядом. Из груди вырвалась смешинка, другая — и женщина расхохоталась. Но уже не злобно, а легко и душевно.

— Тоже мне, Иисуска выискалась! Думаешь, не ударю? Ошибаешься.

Дружеский, но не сдержанный по силе шлепок заставил девушку взвизгнуть и потереть попку. Она глубоко вздохнула и повернулась к мужу:

— Полдела сделано, теперь ты.

— Что за бред! Прекрати сейчас же!

— Нет. Оля ударила, теперь ты.

— Не буду я тебя бить. Нам домой надо идти.

— Это удар примирения. Пока не шлёпнешь — домой не пойду.

— Не пойдёшь, значит?

— Не пойду!

— Ладно… Сама виновата.

— Угу… Я жду… Мой господин.

— Твою же ж мать!

Фраза обозлила мужчину, но ясности мысли он уже не терял и хотел ударить в полсилы. Как на зло, под ногу попался какой-то корень, и Михаил приложился всем весом. Ирина взвыла и часто задышала, пытаясь унять боль. Улыбнулась через силу:

— Ну, вот. Теперь осталось…

— Ты извини, — стушевался мужчина. — Я не хотел так сильно. Это вон — корень попался.

— Правильно попался. Иначе не получилось бы. Только извиняться надо не перео мной. Теперь ведь тебе стыдно. Вам обоим стыдно. Ну, что — вы готовы выполнить моё желание?

— Это что за прикладная психология? — Нахмурилась Ольга.

— Так готовы выполнить желание?

— Помириться, что ли? Кажется, готова.

— Помириться и поцеловаться. А ты, Миша?

— Готов, — вздохнул тот.

— Теперь хором: прости меня.

Ира взмахнула руками на манер дирижёра.

— Ну!

Супруги встали друг перед другом.

— Прости…

— Прости…

— Не верю!

— Станиславский, блин. — Проворчал Михаил.

Прикрыв глаза, он вспоминал, как они познакомились, как вымокли в тот день под внезапным ливнем, как гуляли по улицам разных городов, как ходили в походы. Перед ним снова была ОНА — Оля, Олечка, Оленька. Любовь и вся его жизнь.

— Прости…

— Прости…

Лёгкие, но достаточно сильные руки Иры подтолкнули их друг к другу. Организмы, затопленные сначала адреналином, а потом продуктами его распада — метанефринами, почувствовали, что каждому нужно прижаться к своей половинке, впитать её. Они обнялись, шипя от боли, но не разрывая объятий. Губы встретились в нежном и долгом поцелуе — до кислородного голодания, до кругов перед глазами.

— Ну, вот! Теперь верю. — Пробилось сквозь шум крови в ушах.

Ольга улыбнулась и притянула вторую жену в круг.

— Иисуска, блин…

Так они и стояли, обнимаясь и целуясь попеременно.

Постепенно странное ощущение единства спадало. Но оно не исчезло до конца. Теперь каждому стало по-настоящему стыдно. До глубины души. Одной — что задирала любимого мужчину. Другому — что не выдержал и поднял на неё руку. Обоим — что всё-таки ударили Иришку. И только Ира счастливо улыбалась: судя по всему, последний барьер пал и они по-настоящему вместе.

Хотя, кое-кто тоже беззаветно радовался. Мишка, очумев сначала от драки, а потом примирения, скакал вокруг, заливаясь счастливым лаем. Гек так не умел, но и он бежал рядом и радостно скалился, вывалив язык. Жеребёнок тоже носился кругами, поддерживая общий кипеш. И только Лизка меланхолично шагала, срывая траву вдоль тропинки.

* * *

Объём работ оказался достаточно большим, но не запредельным. И если бы не потасовка… Теперь же все трое работали с грацией робота Вертера: ни согнуться, ни разогнуться.

Когда Михаил дома снял рубаху, то сам испугался — левый бок представлял сплошной синяк. Самочувствие, конечно, не радовало, но и особо хреново себя не чувствовал. Вид пугал, но попка жены казалась ещё хуже. У него хотя бы нет кровавых рубцов. А ягодицы Ольги выглядели сеткой из лиловых и багровых полос, на которых выступила густая россыпь мелких алых точек.

— Ну, ты и зверь!

Ольга крутилась перед трельяжем, пытаясь рассмотреть результат экстремальной порки.

— Ужас… Ф-ш-ш-ш….

Она осторожно прикоснулась к сплошному — на обе ягодицы — синяку.

— У-у-у! Тебе бы так…

С каким-то самоистязанием она снова притронулась к исполосованному заду. Неожиданно нахлынули воспоминания, как её нагнули… Как это было стыдно и… И сладко. Именно неожиданная реакция предавшего её собственного тела заставила тогда взбеситься. Никогда… Никогда в жизни она не получала наказания ремнём. Стыд подчинённого положения неожиданно преобразовался в возбуждение.

— …Оля!

— А? Что?

Она непонимающе посмотрела на удивлённую Ирину.

— Это Я тебя спрашиваю: что с тобой?

— Нет, всё в порядке. Всё в порядке! Надо идти.

Удивляясь самой себе и реакции организма, Ольга почувствовала, что горит у неё не только попка, но и кое-что между ног. И лицо, которое запылало от осознания того, что она возбудилась от такого.

«Никогда мазохисткой не была…» — Пробурчала она, натягивая джинсы. Новая волна сладкой боли растеклась по всей попке, концентрируясь где-то ниже, сходясь в одной точке.

— Нет, так дело не пойдёт! — Заявила она. — Надо обязательно смазать.

Ольга раскрыла отделение серванта с лекарствами и через пару минут нашла требуемое.

— Вот! Верное средство. Ира, помогай мазать.

Она передала девушке тюбик.