— Совсем не тётка, посмотри на неё. Ей же лет двадцать. И не жирная. Кость широкая — да, но жира нет. Питалась плохо, наверно.
Девушки расслаблено положили арбалеты на плечи и подошли ближе, разглядывая гостью. Перед ними стояла первая представительница местной цивилизации. Рост кое-как дотягивал даже до низенькой Ирины. Зато коренастая и плечистая. И пузатая к тому же. Кожа загорелая почти до черноты. Не чёрная, как у негров, а сильно загорелая. Как у каких-нибудь узбеков, туркменов или греков с итальянцами и прочими ромеями. Волосы тоже можно принять за чёрные, но на ярком солнце видно рыжину. Это на голове и… кхм… внизу живота. В остальных же местах несколько светлее, под цвет кожи. В остальных — это везде, где растительность зачастую присутствует не только у женщин, но и у мужчин: ноги, руки ниже локтей, спина, середина живота и груди. А глядя на лицо, вспомнился анекдот. Это который «если бы не усы — вылитая моя жена». Михаил хрюкнул, унимая смех. Пересказывать анекдот не рискнул. Был у него неприятный опыт. Знакомая тогда знатно обиделась. Не любят женщины, когда им напоминают о том, что надо бриться.
— Ну, согласен. Совсем девочка. Но то, что волосатая и вонючая — спорить не будете? Ещё и вшивая, наверно.
— А это уже издержки местного климата. Как ей мыться зимой-то?
Гостья, нахмурив брови, переводила взгляд с одного говорящего на другого. Наконец, ей надоел этот непонятный трёп. Она ткнула себя в грудь и произнесла гортанно:
— Ив.
— Кажется, она представилась. Слышь, Сапегин?
Гостья не дождалась адекватной реакции и снова ткнула себя в грудь:
— Йѣw[11]
.Теперь, на второй раз, стало понятно, что В у неё не совсем В. Скорее, похожа на английскую W. Да и в начале не И, а Й с каким-то непонятным звуком. Михаил взмахом ладони остановил очередную насмешливую фразу, готовящуюся вылететь изо рта жены. Также ткнув себя в грудь, он назвался:
— Михаил.
— Мекхаель, — почему-то на испанский манер повторила гостья.
Только Х у неё получилось странное. Что-то среднее, между К и Х. Поочередно показывая на себя и собеседницу, мужчина произнёс:
— Михаил. Ив.
— Меӄаель. Йw.
Вперёд выступили жёны:
— Ольга.
— Ирина.
— Ольыга. Ийинэ. — Повторила девушка.
В имени старшей жены у неё появился такой же непонятный короткий звук, как и в собственном имени гостьи. А у Иры девушка не только не смогла произнести Р, но и вообще исказила имя. Ладно, хоть ударение осталось на тех же местах. Теперь уже ему впору посмеяться, как переврали имена жён. Но Михаил решил не заострять.
— Ну, вот и познакомились. Давайте домой.
Он махнул рукой, все двинулись. Почти все. Йв осталась стоять.
— Что? — Мужчина постарался мимикой показать вопрос.
– Ӈанко! — Девушка махнула рукой.
Первым шло не чистая Н, а очень похоже на английскую носовую N в инговом окончании.
— Чего? — Не понял Михаил.
– Ӈанко. Гѣммо ҕоля куҕэтѣӈ. Эньпичинэну ѣнно ӄайѣкна. Ѣнан гѣткаw мѣли.
Далее последовала пантомима, достойная артистов Монмартра или театра «Мим».
— Них*я не понятно, но очень интересно. — Выдал Михаил.
— Да чего непонятного? — Хмыкнула Ольга. — Там кто-то ноги сломал, надо идти к нему на помощь.
Ира уточнила:
— Муж её ноги сломал. То, есть отец ребёнка.
— А! То есть вот эдакое движение руками — это зачатие что ли? — Уточнила Ольга.
— Я поняла именно так.
Ольга постаралась воспроизвести жесты гостьи:
— Там, мужик сломал ноги. Идём туда, везём мужика сюда. Так?
Девушка радостно закивала.
— И!
Тут в переговоры вступил Михаил:
— Как далеко?
Он показал на Солнце, потом провёл ладонью по небосводу.
— Сколько раз?
Он начал повторять солнечный путь, каждый раз показывая пальцы:
— Один?
— Два?
— Три?
— И! Ӈѣёк! — Радостно закивала Йв, увидев перед собой три пальца. — Ӈѣёк ҕѣлwѣй!
— Три дня, значит… Значит так! — Продолжил он приказным тоном. — Сейчас вечер. Идём спать. Потом берём еду и идём к твоему мужику. Ферштейн?
Каждую фразу он пытался обозначить более-менее понятными жестами.
— Уйӈэ! — Йв замотала головой и снова махнула вдаль. — Ӈанко мѣнтѣленмѣк!
— Я понял, что наши заморочки для тебя х*йня. Но всё же…
Его перебили. Теперь уже Ира попыталась объяснить:
— Ты пойми. Нельзя ночью ходить. Завтра пойдём. Солнце встанет, и пойдём. Поняла? Ферштейн? — Зачем-то повторила она за мужем по-немецки.
— Еёк… Ӄейчѣтэй. — Вздохнула Йв.
Гостье явно хотелось, чтобы пошли сейчас, но одной ей не справиться, и она согласилась.
Верба шагала вслед за остальными и пыталась успокоиться. Ей хотелось бежать обратно, к своему мужу, но приходилось идти с этими странными людьми. Если она уйдёт сейчас, то чужаки сами не пойдут спасать Неясыть. Зачем это им? Им это не надо. Придётся ждать, пока чужаки соберутся в дорогу. А они не хотят идти это на ночь глядя. Странные они какие-то. Всё не как у людей. Лошадь, вот, поймали и заставили волокуши таскать. Странно, но удобно. Люди бы так не смогли. Боятся лошади Настоящих людей. Когда Мекхаель подвёл Вербу к волокушам, животное захрапело от страха и попыталось убежать. Мекхаелю удалось поймать и успокоить лошадь, но она так и продолжала настороженно смотреть на Вербу.